Раздалось громкое шипение, в котором рыцарю померещился злобный шепот, огонь начал гаснуть, но в этом тусклом, угасающем свете рыцарь увидел, как из очага выползло какое-то склизкое многоногое создание, похожее на краба или огромного паука. Это создание издало тонкий, пронзительный визг и, быстро перебирая влажными лапами, поползло к железной руке.
– Что это за дрянь! – вскрикнул рыцарь и хотел подхватить свой протез, чтобы мерзкое создание не добралось до него, не осквернило его своим прикосновением.
Но ведьма с неожиданной силой схватила его за руку:
– Не троньте, милостивый господин, ежели не хотите все испортить! Вы ведь хотите, чтобы у вас была самая настоящая рука, лучше прежней!
Рыцарь замер, с отвращением глядя на многоногого монстра, который с необычайным проворством влез в железный раструб и исчез внутри перчатки.
Наступила тишина.
Наконец ведьма отпустила руку рыцаря и проговорила с необычайной важностью:
– Дело сделано, милостивый господин! Теперь ваша рука будет совсем как живая!
– Да мне ее теперь и надеть будет противно, когда я знаю, что там внутри эта пакость!
– Не бойтесь, милостивый господин, все будет преотменно! А коли вам неможется – выпейте моего винца! Отменное винцо! – И она уже протягивала Гёцу оловянный кубок, в котором и впрямь плескалось красное вино.
Гёц подумал, что выпить ему и правда не помешает, чтобы переварить все виденные сегодня мерзопакости, и одним богатырским глотком выпил содержимое кубка.
Вино показалось ему и впрямь недурным, только немного отдавало болотными травами и можжевеловой хвоей. Но едва он выпил его, в голове рыцаря зашумело, как в пустой бездонной бочке, и он повалился на землю, сраженный сном.
Когда Гёц открыл глаза, было уже светло. Он лежал на земле посреди лагеря, а над ним, как и прежде, склонился старый друг Конрад. На лице его была усмешка:
– И хорошо же ты выпил, дружище! Даже до своей палатки дойти не успел! Но я погляжу, новая рука стала тебе привычна, ты ее даже на ночь не снимаешь!
Гёц взглянул на свою правую руку.
Железный протез и правда был пристегнут – а ведь он не помнил, чтобы сам его надевал.
Гёц припомнил, что с этим протезом минувшей ночью случилось что-то неприятное, даже отвратительное, но не мог толком вспомнить, что именно, и не стал попусту мучиться. Зато он пару раз сжал и разжал пальцы на железной руке – и увидел, что они слушаются его, словно живые.