Перебеги меня. Современная проза

За спиной отца на стене крест-накрест висели дедовы шашки. Рядом, другим крестом висели два самурайских меча, которые дед привез с японской. Я знал, что в правом углу висела икона, за ней, на стене – три фотографии: прадеда и прабабки, которых вживую я никогда не видел, и фото самого деда в кругу сослуживцев. За ними, у самой печи на крюке – дедово ружьё, без которого он не совершал обход и которое ежедневно разбирал и чистил.

– Ладно, Юрка, – дед подошёл к комоду со стеклянной дверцей, открыл его, достал какой-то графин и поставил его на стол, – Вам самим решать, Бог вам судья… Иди, жён кликни, хватит нам огурцов. А я в подпол схожу за солёными да сметаной.

Отец встал и направился к выходу.

– И не дури, – бросил ему вслед последнее напутствие дед.

Отец вышел – я слышал, как скрипнула и хлопнула входная дверь.

Дед обернулся и посмотрел на меня:

– Ну что, Шурка, слезай, слезай, сейчас борщка хлебанём, они поди сопрел уже. Да и картошечка подошла, – помог мне спуститься с печки, кивком указал на стол, – Садись. Сейчас мамка придёт…, – а сам двинулся в сторону чулана, где была лестница в погреб. Она всегда закрывалась тяжеленной крышкой, но не будь её, я бы и сам туда никогда не полез, так как боялся темноты.

По вечерам дед сам включал в доме свет. В одном из сараев стоял тяжеленный бронзовый генератор, шума которого в доме, тем не менее, почти не было слышно.

На моей памяти, в основном всегда горели только три лампочки: одна во дворе, две в доме – на кухне и в комнате, где спали мать с отцом. Когда они уезжали, то ярких солнышек оставалось два.

В остальных комнатах и даже в стойле у Аннушки тоже были лампочки, но они включались куда реже, хотя работали все – я проверял, блуждая по дому и двору, включая и выключая их.

Много позже, когда вместе со мной стали привозить Володьку – младшего моего брата и двоюродного Олега, на год меня старшего, мне по большому секрету было рассказано, что генератор в сарае сделан из старого мотора настоящего танка.

Из ближайшей, находящейся в десяти километрах деревни, раз в месяц приезжал грузовик, с которого скатывалась бочка с соляркой и два длинных газовых баллона. Иногда дед говорил "не надо", и баллоны затаскивались обратно. Газ в доме использовали редко. Всегда весёлый председатель машины, дядя Миша, потрепав меня, да и других "мелких" по волосам, давал нам по горсти конфет и шёл с дедом в светлицу – заполнять какие-то бумаги, неся в руках плотный брезентовый мешочек и квадратную металлическую коробку.

Обменявшись бумагами (дед тоже отдавал дяде Мише какой-то "заказ"), они прощались. Чаще всего дед и на коробку с мешочком тоже морщился и говорил: "Не надо, не война ведь". Конечно, потом мы узнали, что в мешочках был порох, а в коробках – разнокалиберные патроны и гильзы с капсюлями и пулями, из которых патроны дед предпочитал крутить сам. Другие лесники получали "расходный материал" в управлении.

В мои шесть лет, мне это ни о чём не говорило, да и привозили меня сюда только летом.

Еще в мои шесть лет мама и папа разошлись… Отец снова женился, и через два года у меня появился младший братишка по отцу, Володька.

Нас с мамой дед и бабушка постоянно жалели и привечали, ни в чём не отказывали – дед часто привозил в город мёду, всяких солёностей, мешки овощей. Я предполагаю, делал он это, договорившись с дядей Мишей.

А в середине четвёртого класса, когда прабабушка по матери – баба-Лиза тяжело заболела, меня отправили к деду уже надолго…

– Ладно ты, Лиль, конечно… – утешал дед смущенную и заплаканную мамку, – Вы же наши, родные., – На вот, – сам смущённо протягивал ей свой платок, – Эхх, кровь не вода!

Говоря данную фразу он всегда становился серьёзен. Взяв меня за руку, хотя я был уже не ребёнок, он притянул к себе мамку и легонько поцеловал её в макушку:

– Ты это… Как закончится твоя школа, сама того… Тоже приезжай.

Мамка закивала:

– Да, пап, – и опять заплакала, – Приеду. Ты маме скажи…– она замолчала.

– Скажу. – дед улыбнулся, – Да ждёт она тебя, каждый день ждёт, мало видимся. Ждёт.

В Жигули мы ехали на "Газике" – это была моя первая поездка в кабине машины. За рулём сидел дядя Миша, в кузове позади что-то весело позвенькивало и побулькивало. Дед посадил меня к окну, и я любовался открывавшимися передо мной видами.

Баба Маша встретила нас блинами и стольким количеством еды, что я объелся.

– Вот я всегда удивляюсь! – говорил дядя Миша, такой же, как я сытый и довольный, немножко похожий на кота, – Как ты это делаешь, Марусь? Когда всё успеваешь?

– Да ну тебя, – отмахивалась от него бабушка. Даже в свои годы она была маленькая, юркая, чуть полноватая, что было едва заметно. Моя мамка была на полторы головы выше неё.

Дед усмехался, подливая гостю и себе из графина.

– А чего? Может, мою Светку к тебе сюда направить? – видно было, что дядя Миша шутит, – На производственную практику…

– Ага, – баба Маша подала всем салату, – Вам, мужикам лишь бы жён "на практику" отправить, и сами "практиковать" начинаете.