Перед бурей. Шнехоты. Путешествие в городок (сборник)

Из соседства тот и этот заезжали иногда в Побереж, хотя бы для того, чтобы иметь потом о чём говорить. Озорович, хоть небольшие тянул выгоды из Побережа, вкрался туда, а что если что-нибудь перепадёт. Доносил и он, что делалось в Розвадове.

Уже вовсю начиналась весна, в пустой половине дома крышу набивали заново и стропила должны были также во многих местах заменить, когда Озорович однажды с полудня притащился в Побереж.

Пана Андрея не было в усадьбе, осматривал стадо, поэтому всегда любопытный законник имел время поговорить со столярами и каменщиками, прежде чем пришёл хозяин, увидел новые трубы, привезённые откуда-то из Краковского, приготовленные плитки для печей, мебель, около которой работали мастера, привезённые из Колбушовой, и повторял потихоньку:

– По-пански! По-пански!

Ему это понравилось.

– Жениться что ли ему, думает. Зачем ему такой дом?

Эта мысль о женитьбе, сватовстве и возможных подарках, если бы он мог посредничать, оказалась ему слишком счастливой. Начал даже ходить по голове, не найдёт ли по-быстрому панны, но затем как раз подошёл пан Андрей.

– Как вы поживаете?

– Здоров, к вашим услугам.

– Что слышно?

– По-старому. Одну только везу новость: пан Ян от нас убегает…

– А куда?

– Жена его sup specie его болезни везёт к докторам, в Варшаву… Сказать по правде, – добавил остроумный Озорович, – ему всё равно, а доктор нужен госпоже, потому что с таким непутёвым мужем…

– Оставь в покое, – прервал Андрей, – Ян на год младше меня.

– А выглядит на десять лет старше, так помоги мне Боже, – добавил Озорович. – Чем метрика поможет, когда кости ломит!

– Стало быть, выезжают? – спросил хозяин.

– Аарон ручается, что уже начали всякие приготовления к путешествию. Зубовская, которую оставляют на Мызе, слышал, что несказанно зла на дочку и зятя, потому что ей также хотелось в Варшаву и главенствовать в доме зятя.

– Давайте оставим это в покое, – прервал сурово пан Андрей, – что нам до этого?

– Несомненно, несомненно, – подтвердил законник, – но всегда эта вещь интересная, что, где и как ближние делают. На путешествие, милостивый государь, в секрете под высокий кредит взяли деньги. Что там дальше будет? Потому что долги как болезни, какое-то время в теле сидит, потом выбросится наверх, покроет язвами, поранит – и добьёт.

– Пусть Бог убережёт! – сказал Андрей.

Удивлённый Озорович поглядел.

– Но разве вы так жалеете своего неприятеля? – спросил он.

– Не забывайте, что этот неприятель – мой брат, – откликнулся Андрей, – что хоть мой враг, я для него им не являюсь.

Адвокат рассмеялся.

– Хорошо это говорить, так и шляхетское происхождение светится, – сказал он, – но человек имеет кровь.

– Которая, как видите, остывает! – добавил хозяин. – Сегодня мне его жаль, не имею травмы.

– А там бы в Розвадове вас в луже воды утопили, – говорил Озорович, – я знаю наверное. Он сам, жена – достойная половина. Зубовская также. Завидуют вашему табуну, дому, достатку… всему.

Андрей пожал плечами, пытаясь переменить разговор.

– А как же там пан Ян с женой? – спросил он.

– Mirabilis bombarda Dei, – воскликнул Озорович, – как говорил… не знаю, кто… Женщина – mirabilissima существо. Металась, плевала, вздрагивала, не хотела идти за старого, а как пошла, – почти с первой минуты села ему на шею, и вот! Тот невыносимый Ян, которого люди считали необъезженным, положил уши и, послушный, движется туда, куда ему прикажут.

Андрей молчал, а законник, который добрался до бутылки и закуски, всё больше оживляясь, говорил:

– Жена, возможно, не знает и не догадывается о состоянии капитала, потому что деньгами сорит точно их откопали в Розвадове. Крах за порогом стоит…

Тут ясней объявилась причина, из-за которой Озорович так неприязненно выражался о Розвадове и хозяйстве в нём.

– Есть ещё одна вещь, которой утаить не могу. У Домки Зубовской, ещё когда Шнехота проекты не объявил, был заезжающий к ней молодой адвокатишка, недотёпа, господин благодетель, Серебницкий, но это парень ладный, смелый, и хоть в голове у него воробьи вылупляются, около женщин ходить умеет. Они знались тогда, а Зубовская ему дом обещала, потому что испугалась. Теперь, пане, Серебницкий выплыл в Розвадове, как юридический консультант хозяина. Меня… меня не хотели. Озорович старый пьяница, Озорович старая бочка, а тем временем Озорович спьяну умнее, чем Серебницкий, когда трезвый, и усики имеет вверх и глазки его блестят, и уста смеются. Шнехота на это слепой, а кто у него самый частый гость, лучший приятель? Серебницкий… В книге предназначений было написано, что ему эта жёнка за тех двух заплатит.

Андрей сухо прервал:

– Это сплетни.

– Они из пальца не высосут! – добавил Озорович. – Говорю, что слышал, relata refero, а не хочешь слушать – retro, спрячу в карман и тихо лихо.

Он рассмеялся и выпил. Начали говорить о чём-то другом, однако же пару раз спросил ещё о Яне Андрей издалека, не допуская только, чтобы законник над ним насмехался.