Перед бурей. Шнехоты. Путешествие в городок (сборник)

Из других источников также подтверждалась новость о скором отъезде Яна Шнехоты в Варшаву. Повсеместно удивлялись тому что характер его так вдруг изменился, повторяя пословицу: Кто женится, тот изменится. Шнехота, такой неприятный в совместной жизни для двух жён, которых потерял, неопытной Домке, молодой, давал вести себя, как хотела. Собирались сначала граничные споры и война с братом – оставили их в покое, несколько раз захватили скот на пастбище и выдали его друг другу взаимно. Об Андрее никогда и воспоминания не было в Розвадове.

Через неделю Аарон донёс, что Шнехоты выехали. Зубовская осталась одна на Мызе, жалуясь на дочку и зятя. В Побереже тем временем фабрика около усадьбы шла неслыханно быстро и та пустошь, в которой души из частилища каялись под внешностью ласок, крыс и летучих мышей, – принимала совсем иную форму. Покои украшали, точно пан Андрей хотел ассамблеи и редуты в них давать. В соседстве говорили, что один бриллиантовый паук для потолка, привезённый из Варшавы, стоил сказочную сумму.

– Этот человек имеет где-то миллионы в сундуке, с которыми не знает, что делать, – говорили соседи.

Кроме того, сразу по окончании и высыхания обновлённой половины, собирались перебраться в другую, чтобы её также привести в лучшее состояние.

Всё большее любопытство приводило в Побереж гостей, поехал и Похорыло, чтобы de visu смог говорить о тех вещах. Недоумевал..

– Благодетель, думаете тут балы устраивать? Или хотите общество собирать? Потому что это не без мысли и цели, – спросил он.

– Не имею никаких проектов, но хочу кому-нибудь дом после себя парадный и аккуратный оставить.

– Простите моё любопытство, – добавил Похорыло, – я крестьянин; чтобы оставить кому-то, нужно иметь семью. Чтобы иметь семью, следовало бы жениться.

Андрей грустно рассмеялся.

– Уж мне тут Озорович пятерых девушек сватал, уважаемый сосед, – сказал он, – но если над младшим, чем я, Яном, шутили, что поздно женился, что бы тогда было со мной? Простая вещь! Ян, мой брат, потому что хоть не хочет, но есть моим братом, имеет молодую жену, может иметь потомство, готовые наследники.

– Как это? – подхватил Похорыло. – Вы бы и это отдали? Им?

– А почему нет?

– Это же враги!

Андрей презрительно пожал плечами.

– Не считаю их за таковых!

– Вы человек святой, – добавил старый брюхач и поклонился.

Андрей улыбнулся. На этом кончилось. Соседи удивлялись.

Надеялись, что после окончания дома он захочет им похвалиться и пригласит на экскурсию, но ошиблись. Ксендз Оберановский приехал обновлённый дом освятить, выпил кофе, а так как не хотел взять пару дукатов, достал фуру пшеницы для бедных – и на этом конец.

Ещё большее удивление пробудила новость, что пан Андрей после отъезда брата поехал навестить Зубовскую. Она сама ушам и глазам верить не хотела. Она вышла очень надувшаяся. Андрей был почти весёлый.

– Я приехал проведать, – сказал он, – как ваша дочка поживает?

Вопрос смешал женщину, которая опустила глаза и начала забавляться концами платка. Что тут было ответить! Не хотела сначала перед чужим выдать травму от ребёнка, негодование к зятю, но натуру имела такую, что ей скрыть то, что чувствовала, было трудно.

– Я не осведомлена, – сказала она, – Домка не имеет времени писать, а пан Шнехота думает о чём-то другом, лечится…

От слова к слову, однако, пани Зубовская не заметила, как начала жаловаться и на дочку, и на зятя. Андрей слушал, мало говоря. Он узнал, что с возвращением неизвестно когда могли прибыть Шнехотовы, потому что дом наняли и хорошо развлекались. Всё это было для матери неприятным. Стараясь ее утешить, насколько мог и умел, уехал, наконец, гость, а после его отъезда Зубовская начала ломать себе голову, что значил этот визит. Написала сразу о нём дочке. Разошлось это по околице – и начались самые различные толкования.

Через неделю пришло от дочки письмо, в котором от собственного имени и мужа она рекомендовала матери, чтобы больше не принимала злого и порочного человека, ищущего как бы втиснуться к ним и получить прощение, и т. п. Письмо было неловким, но свидетельствовало, что в сердце Яна всегда царила ненависть и гнев на брата, и что жена разделяла эти чувства.

Зубовская, которая была наперекосяк с дочкой и зятем, сразу отписала, представляя свою политику, что всё-таки богатого брата, который женится не думает, отталкивать было бы безумством. На это письмо уже не было ответа.

Наследники Розвадова пребывали в Варшаве, в Побереже было спокойно и жизнь текла однообразно, когда одного утра, уже к осени, запыхавшийся Озорович появился в Побереже и побежал искать пана Андрея в конюшне, среди коней.

– Знаешь, пан, что делается? Знаешь?

– Ну, что такое?

– Приятель пани Яновой, а тот… Серебницкий… приобрёл все долги на Розвадове и имение переводит на себя.

– Что? Как?

– Так, так, помоги мне Боже! Дела были, видимо, состряпаны с женщиной, или… уже не знаю, достаточно, что с Розвадовом пану Яну придётся распрощаться…

– Но этого не может быть!