Перед бурей. Шнехоты. Путешествие в городок (сборник)

Ксендзы, которые были предупреждены, что им привезли безумца, не могли надивиться его успокоению. Однако же из осторожности ни рук, ни ног ещё не развязали. Освоившейся с безумцами разного рода брат сел сначала изучить больного. Шнехота приходил в себя. Глаза в самом деле дико смотрели, но их взор не объявил сильного безумия. Ждали, когда больной отзовётся.

– Воды! – сказал он слабым голосом.

Дали ему её, к устам приложив склянку и подняв голову. Настоятель сидел чуть дальше.

– Отец мой, – сказал Шнехота, – это infamia, я… я вовсе не безумец и не был им; это те подлые, никчёмные…

– Да, да, – воскликнул настоятель, – успокойся, дорогой пане, мы это знаем. Ты болен; у нас тут все болезни лечатся, а сильные средства используются только в сильных случаях; нужно быть послушным и не бунтовать. Божественное Провидение…

Шнехота немного помолчал.

– Отец мой, – сказал он повторно настоятелю, – я просил бы, чтобы вы мне позволили поговорить с вами наедине.

Не было в этом никакой опасности, старший велел братьям удалиться и быть на зов. Когда они ушли, старик начал спокойно рассказывать всю историю свою, жены и последний случай, который привёл к катастрофе.

Хотя всё это вязалось достаточно хорошо, а в речи не было следов помешательства, ксендз, которому случалось видеть больных очень долго сознательных, пока пароксизм на них не нападал, не знал что об этом думать. Даже не допускал злоупотребления.

Среди этого повествования резкий характер Шнехоты, которому старался придать спокойные черты, выпалил пару раз. Волнение вызвало вид горячки; воспоминание о брате, прошлых событиях жизни, неприязнь к людям несколько раз взволновали его сильней. В словах не хватало связи. Настоятель во всей этой истории, слабо рассказанной, не в состоянии догадаться, попеременно сомневался и верил, что имел перед собой безумного. Только обещанной ему ярости не нашёл, но решил быть осторожным. Мягкими словами стараясь утешить больного и склоняя его, чтобы отдохнул, крикнул братьям, велел осмотреть ужасно стиснутые руки, в которые впилась верёвка, ослабить узлы и, рекомендовав молитву, веру в Бога, ушёл в свою келью. Один из братьев остался, бодрствуя над несчастным.

XII

В Побереже ничего не изменилось, кроме физиогномии усадьбы и деревни. Пан Андрей, не имея иного занятия, разбрасывал своё состояние, делая из него как бы игрушку, которой забавлялся. Дом, сад, деревня, табун попеременно его притягивали; улучшал, исправлял, и что у людей тогда в голове не помещалось, – много денег вкладывал в имение, так что соседи говорили, что за то, что вложил в Побереж, уже бы второй такой бы купил.

Озорович, частый гость для бутылки, в которой давали очень хорошую литовскую старку, приносил новости и слухи. Перестав сватать, потому что ему это совсем не удавалось, льстил ему. Старался пробудить амбицию и уговорить пана Андрея к поветовой должности, но и от этого он решительно отказался.

Сидел так однажды хозяин на крыльце, рассматривая выпущенную молодёжь с матками во двор, когда закатилась каретка пана адвоката.

– А я тут на этот раз с любопытной новостью, милостивый государь, – воскликнул Озорович, входя на двор. – Представь себе, пан, Розвадов традуют за долги.

– А пан Ян где?

– В Варшаве. В его отсутствии провернули. Слышал, больной там лежит. Что удивительней, как-то мне это в голове не помещается, жена, слышал, приехала одна к матери, оставив его в руках докторов.

– Кто же традует? – спросил Андрей.

– Тот плут Серебницкий, – сказал Озорович, – между нами говоря, боюсь, как бы и жены не затрадовал, потому что были с ней в очень хороших отношениях.

Андрей задвигался, точно его что-то тронуло.

– Мой Озорович, – воскликнул он, – ежели это правда, напейся водки, перекуси чем-нибудь, я тебе коня дать прикажу, езжай и привези мне сюда Серебницкого. Я традицию не допущу.

Озорович слушал и ушам не верил.

– Что с вами? – спросил он. – Неприятеля, который не оставил на вас достойной нитки, спасать? Зачем? Кто это слышал?

– Мой пане Озорович, – отпарировал с гордостью Андрей. – Я просил тебя, чтобы ты сделал, чего я требую. Езжай и проси ко мне Серебницкого.

– А если не захочет приехать?

– Тогда я поеду к нему, – ответил Андрей. – Имение наследственное, в любом случае я имею право на выкуп.

Озорович рассмеялся.

– Да, это понимаю! – воскликнул он. – Испугать плута и самому Розвадов захватить!

Андрей ничего не отвечал.

– Езжай, прошу тебя.

Он хлопнул слуге.

– Пани Янова где? У матери?

– Говорили мне, что в Мызе.

– Две брички запрягать, – распорядился Андрей, – поеду в Мызы.

С таким энергичным человеком не было смысла диспутировать. Озорович, которому хоть маленькая оказия могла испечься, был послушным. Сел и поехал. Отъезжая, он видел, как пан Андрей сел на другую бричку и велел направляться в Мызы.