Перед изгнанием. 1887-1919

Все не успеваю писать, не дают сесть за письменный стол. Твое письмо из Oxford’a нас обоих порадовало и утешило. Как хорошо, что первые впечатления так симпатичны и что во всех отношениях ты чувствуешь себя хорошо. Твой Bishop[227] прямо клад! Как трогательно, что он о тебе до такой степени заботится. Я рада, что у тебя с начала будет хороший товарищ, это так важно и так приятно. Пиши подробно о нем и обо всем вообще. Твое очень быстро устроилось. Государь кроме своей резолюции на прошении приказал послать телеграмму военному министру, т. ч. теперь этот вопрос решен.

Как мне не хотелось прибегать к прошению, но раз твой Жуковский[228] все напутал, надо радоваться, что мы могли воспользоваться соседством, чтобы избавить тебя от такого сюрприза! Вчера был у нас Эмир Бухарский[229] и Извольский[230]. Встреча была очень неожиданна и забавна! Гостят у нас Шиповы и теперь в доме постоянный «va et viens»[231]. Сегодня завтракал у нас кн[язь] Ливен и вел политические разговоры, которые, должно быть, Соне[232] не понравились! Мои «девочки» продолжают меня ревновать, что очень утомительно! Валентину[233] мы проводили до Коккоза. Очень мне жаль, что она уехала. Она тебя любит, что приятно было с ней говорить про тебя! Хороший она человек с чутким теплым сердцем, но напрасно ее заставляют надевать монашеское одеяние! Оно ей никогда не будет к лицу! Папа зовет спать. Обнимаю тебя крепко. Христос с тобой, мой мальчик. Твоя мама.

ГИМ ОПИ. Ф. 411 Ед. хр. 36. Л. 27–28 об.

* * *

Кореиз

21 сентября 1910

Дорогой мой мальчик,

Долго тебе не писала, т. к. чувствовала себя довольно «мизерабельно» после твоего отъезда и не хотела наводить на тебя скуку. Теперь мне гораздо лучше, жизнь опять течет по-прежнему. Я думаю, что в независимости от твоего отъезда на меня плохо подействовал вибрационный массаж руки. Я не переношу это похожее на лечение электричеством, и мои нервы от этого порядочно пострадали; пришлось бросить лечение и пока примириться с больной рукой.

После твоего отъезда погода с каждым днем становится лучше и теплее. Мы пьем чай у моря, куда спускаемся ежедневно пешком. Соседи нас навещают и не проходит дня без гостей. Сегодня обедают у нас харакские жители[234], в том числе и адмирал[235], который тает перед Ольгой Владимировной[236]. Мы вспоминаем вас обоих постоянно и следим за вашим путешествием, радуясь, что оно пока идет так благополучно. Телеграммы и карточки получаются пока исправно и служат мне большим утешением, но главное утешение для меня – знать, что ты не один, а имеешь при себе такого хорошего и милого друга.

Перед отъездом я с ним немного поговорила и еще более убедилась в том, что он действительно редкой души мальчик, не выходя из пределов вполне нормальных людей, которые понимают жизнь других, если даже не всегда разделяют их взглядов. Надеюсь, что ты напишешь мне подробно о Киеве. Меня очень интересует твое впечатление, вспоминая, как понравился Киев Николаю! Мне всегда так хотелось там побывать, боюсь, что теперь никуда не поеду с моим глупым здоровьем.

25-го. Письмо мое лежит уже четыре дня, и я все не успеваю его докончить. Эти дни были довольно суетливы. Завтракали всей компанией в Хараксе. Поили чаем Эмира Бухарского, который спрашивал о здоровье «наследника», принимали гостей из Ялты: Ливена, Янова, Думбадзе[237] и т. д. Одним словом, целый день проходил в суете, а потом уже я с усталостью засыпала. На днях получила трогательную телеграмму от Императрицы А[лександры] Ф[едоровны], которая, не имея от меня известий, беспокоится о моем здоровье, и я ужасно была тронута и совестно мне стало, что не исполнила до сих пор обещания написать! Конечно, пришлось сейчас же ответить поподробнее и подлиннее, что тоже отняло время от твоего письма. Сама она говорит, что чувствует себя хорошо. Имеешь ли известия от Е.В.? Помни разговор на Ордынке и храни в твоей душе все, что Ел[изавета] Фед[оровна] тебе говорила. Воображаю радость Маши Васильчиковой[238] видеть вас у себя! Она написала мне восторженное письмо и хвалит тебя страшно! Надо же было и Исакова[239] встретить! Удивительно, как свет всегда сходится клином! Получила такое милое письмо от Hamilton’а[240], что совсем тронута теми хорошими чувствами, которыми оно полно. Отвечу ему на днях. Рада буду знать тебя на месте, все-таки спокойнее, а пока обнимаю моего дорогого мальчика от всей души. Храни тебя Бог! Мама.

ГИМ ОПИ. Ф. 411. Ед. хр. 37. Л. 31–34 об.

* * *

[Кореиз]

23 октября 1910

Дорогой мой мальчик,