Перед изгнанием. 1887-1919

– Григорий Ефимович, – сказал я, – вы бы лучше посмотрели на распятие и помолились.

Распутин бросил на меня удивленный взгляд, почти испуганный. Я увидел в нем новое, незнакомое мне выражение, В этом взгляде было что-то одновременно ласковое и покорное. Он подошел совсем близко ко мне и посмотрел мне прямо в лицо. Можно сказать, что он, наконец, прочел в моих глазах что-то, чего не ожидал, Я понял, что настала последняя минута.

«Господи, – взмолился я, – дай мне силы кончить с ним».

Распутин все еще стоял передо мной, неподвижный, голова опущена, глаза устремлены на распятие. Я медленно поднял револьвер.

«Куда целить? – думал я, – в висок или в сердце?»

Меня охватила дрожь, рука ослабла. Я прицелился в сердце, нажал курок. Распутин издал дикий рев и рухнул на медвежью шкуру.

Я почувствовал ужас при мысли, до чего просто убить человека. Одно легкое движение, и тот, кто за секунду перед тем был живым существом, падает на землю, как сломанная кукла.

Друзья прибежали на звук выстрела. В спешке они сшибли электрический выключатель, и мы оказались в темноте. Кто-то наткнулся на меня и вскрикнул; я не пошевелился из страха наступить на труп. Наконец, свет снова загорелся.

Распутин лежал на спине. Его черты исказились. Руки судорожно сжимались. Глаза были закрыты. На его шелковой рубашке проступило кровавое пятно. Мы все, склонившись к телу, смотрели на него.

Через несколько минут «старец», не открывавший больше глаз, перестал шевелиться. Доктор заключил, что пуля прошла в области сердца. Нечего было больше сомневаться; Распутин был мертв. Дмитрий и Пуришкевич перенесли его со шкуры на гранитные плиты. Мы погасили электричество и поднялись ко мне, заперев подвал на ключ.

Наши сердца были полны надежды, поскольку мы были убеждены, что свершившееся событие спасет Россию и династию от разрушения и позора.

Выполняя наш план, Дмитрий, Сухотин и доктор должны были сделать вид, что увезли Распутина домой, на случай, если тайная полиция все же за нами следила. Для этого Сухотин должен был выдать себя за «старца», надев его шубу, и уехать с Дмитрием и доктором в открытой машине Пуришкевича. Они должны были вернуться на Мойку в закрытой машине великого князя, чтобы забрать труп и увезти его на Петровский остров.

Мы с Пуришкевичем остались на Мойке. Ожидая возвращения друзей, говорили о будущем нашей родины, навсегда освобожденной от своего злого гения. Могли ли мы предвидеть, что те, кому смерть Распутина развяжет руки, не захотят или не сумеют использовать этот благоприятный момент?

Пока шел разговор, меня вдруг охватило смутное беспокойство, и неодолимая сила подтолкнула спуститься в подвал, где осталось тело.

Распутин лежал на том же месте, где мы его оставили. Я пощупал пульс и не почувствовал никакого биения. Он был действительно мертв. Не могу сказать, почему я вдруг схватил труп за обе руки и сильно встряхнул. Он склонился в сторону, потом упал.

Побыв немного около него, я собирался уходить, когда мое внимание привлекла почти неуловимая дрожь его левого века. Я склонился над ним и внимательно посмотрел; легкая дрожь пробежала по его лицу.

Внезапно он приоткрыл левый глаз… Через несколько мгновений его правое веко тоже стало подрагивать, потом поднялось. Теперь я видел оба глаза Распутина, зеленые глаза гадюки, остановившиеся на мне с выражением сатанинской ненависти. Кровь застыла у меня в жилах. Мускулы окаменели. Я хотел убежать, позвать на помощь, но ноги меня не слушались, и никакой звук не выходил из сжавшегося горла.

Я был как в кошмаре, прикованный к гранитным плитам.

Потом случилось невероятное. Внезапным и сильным движением Распутин вскочил на ноги, с пеной у рта. Он был ужасен. Дикий вопль раздался под сводами, его руки конвульсивно хватали воздух. Потом он бросился на меня; его пальцы пытались сжать мое горло, как клещи впивались в мои плечи. Его глаза вылезали из орбит, кровь текла изо рта. Низким и хриплым голосом Распутин все время звал меня по имени.

Ничто не может передать ужас, охвативший меня. Я старался освободиться из его объятий, но был как в тисках. Между нами началась кошмарная борьба.

Это существо, умиравшее от яда, от пули, прошедшей возле сердца, это тело, которое, казалось, злые силы оживили, чтобы отомстить за свое поражение, имело что-то настолько страшное, настолько чудовищное, что я не могу вспомнить эту сцену, не содрогаясь от ужаса.

Казалось, я еще лучше понял, что такое был Распутин. Мне чудилось, что я имею дело с самим сатаной, обратившимся в этого мужика, который сжал меня в своих когтях, чтобы больше никогда не выпустить.

Нечеловеческим усилием я вырвался из его хватки,

Он упал на спину, страшно хрипя и сжимая в руке мой погон, который вырвал во время схватки. Он вновь без движения лежал на полу. Через несколько мгновений он пошевелился. Я кинулся вверх по лестнице, зовя Пуришкевича, оставшегося в моем кабинете.

– Скорее, скорее, спускайтесь, – кричал я, – он еще жив.