И до того радуясь могуществу этой тяги, что впору бросить белый камушек в кувшин, как не согласиться с К. Чапеком: „Я часто думал, — говорит герой рассказа „Обыкновенное убийство”, — почему несправедливость кажется нам хуже любого зла, которое можно причинить людям... Я бы сказал, что в нас есть некий юридический инстинкт: и виновность и невиновность, право и справедливость, столь же первичные, страшные и глубокие чувства, как любовь и голод”.
...Сергей Бессонов был. осужден условно (одновременно с приговором суд вынес частное определение о небрежном хранении Бессоновым (отцом) огнестрельного оружия).
Из суда они ушли втроем: Николай Платонович, Сережа и его отец. Нет, они не стали друзьями, но впервые Николай Платонович позволил им делить с ним его горе. Теперь он понял: оно у них общее.
Судья
Мы допустили огромную, сейчас уже непоправимую ошибку. Мы не сохранили судебных приговоров первых лет Октябрьской революции: Как важно было сберечь их! И не только для истории. Наш долг рассказать о них, насколько позволяет память. Долг памяти, мостящей дорогу от прошлого к будущему, нельзя не отдать и тем, кто на заре революции вершил правосудие именем народа.
В суд пришли люди, опаленные Октябрем, несшие в себе огромный заряд революционной энергии. Они не были искушены в юриспруденции, но их ни на минуту не покидало сознание ответственности за порученное им дело.
Они не знали покоя в поисках справедливого решения, любое судебное дело решали так, словно от этого зависела судьба республики. Стремление понять того, кого судили, для них было не только обязанностью, но и необоримой душевной потребностью. Поэтому каждый судебный процесс уже тогда, несмотря на его технические, формальные несовершенства, становился действительно школой нравственности, школой, помогающей человеку стать лучше, выше, чище.
Когда в Ленинграде собирали материалы для написания истории фабрики „Скороход”, то в архивах обнаружили приговор суда, вынесенный в 1918 году. Приговор, удивительный и по мудрости, и вместе с тем по какой-то очень нужной и очищающей душу наивности. Дело было такое: рабочий совершил кражу, был уличен и сознался. Выяснилось, что тяжкая нужда толкнула его на преступление. И суд вынес приговор, состоящий из двух частей: в первой рабочий был признан виновным и ему объявлялось порицание, во второй части приговора суд обязал директора фабрики... выдать немедленно осужденному денежное пособие.
Многие из тех, кто пришел на судейскую работу в те далекие годы, остались на ней и стали опытными и хорошими судьями. К ним относится и Петр Иванович Березовский, в прошлом рабочий с гвоздильного завода; старый большевик, один из первых красногвардейцев, отстаивавших Советскую власть на фронтах гражданской войны. Эта органическая, крепчайшая связь его с народной властью и ее делом и делала Петра Ивановича в суде особо человечным. В нем не было и тени всепрощения, этакой всеядной готовности „все понять — все простить”, которая на поверку оказывается равнодушием. Он горячо ненавидел все, что враждебно и нашей морали, и нашему укладу жизни, он был на революционной вахте у советского правосудия, ни на мгновение не забывая, как много спрашивается с того, кто решился взять на себя одно из самых тяжких дел в жизни — судить человека.
Народный судья Березовский П. И. внимательно, с той заинтересованностью, по которой безошибочно можно распознать большое отзывчивое сердце, всматривался в каждого подсудимого. Всматривался без предубежденности, без предвзятости, стремясь действительно разглядеть человека, понять, исправим ли он и что нужно сделать, чтобы помочь ему исправиться.
Анастасия Короткова была задержана в поезде по подозрению в убийстве мачехи, с которой она после смерти отца оставалась жить в деревне. Мачеха была убита в ночь, когда падчерица уезжала. При обыске у Коротковой были обнаружены вещи, принадлежавшие убитой. На вопрос, куда и зачем Короткова ехала, она ответила, что собралась выйти замуж за. Сергея Журавленко и ехала к нему. Сергей Журавленко показал, что ничего не знал о том, что Анастасия Короткова собиралась к нему приехать, и жениться на ней он и не думал.
Короткову спросили, когда она прибыла на станцию, с которой уезжала. Она ответила, что незадолго до прихода поезда. И ее ответ, как ничто другое, изобличил ее. Поезд отходил в 6 часов утра. От деревни, где Короткова жила, до станции — километра два, значит, не более получаса ходьбы, а эксперты показали, что убийство произошло не позднее полуночи. Следовательно, в момент убийства Короткова могла быть на месте преступления. В кармане ее платья нашли ключ от сундука, в котором мачеха хранила свои вещи. А при осмотре места преступления было установлено, что сундук открыт и замок не поврежден. Объяснить, зачем она брала с собой ключ от сундука, если собиралась навсегда уехать, Короткова не сумела. Улики были серьезными, и после долгого запирательства Короткова созналась в убийстве, показав при этом, что жили они с мачехой хорошо и одна на другую злобы не держали, что и подтвердили соседи.