Перед рассветом

День и ночь шла битва. Горел и рушился город, гибли его защитники, упорно между развалинами домов шли вперед враги и умирали один за другим. Каждый камень города стал оружием его защитников, каждый дом был его крепостью. Под взрывами снарядов рушились крепости, под огнем плавились камни, а жители города все бились и бились, а на помощь им все приходили и приходили воины из других городов этой земли.

Петляя между разбитыми домами бежит к своей роте девушка санинструктор в сумке с красным крестом кроме лекарств и бинтов фляги с речной водой. Пронзительный тонкий вой мины! Падает в воронку в ледяную грязь девушка. Разрыв! Свистнули осколки. Мимо. Встает и не отряхиваясь снова бежит заляпанная грязью санинструктор к позиции своей роты. Вода пулеметам и раненым. Первая фляга плавящимся от огня и ненависти пулеметам, вторая умирающим солдатам. Как они ее умоляют: "Сестричка, сестричка, хоть глоточек воды дай". Нет воды, и опять бежит к реке и обратно девушка в промокшем рваном ватнике, прожженной юбке, в стоптанных сапогах. Держитесь ребята! Держитесь родненькие! Скоро подмога придет, уже выгружается на пристани пополнение, а ночью вынесем своих раненых и предадим земле убитых.

С августа уже трижды полностью менялся состав полка. Убит, ранен, убит. Но через реку по переправам все идут и идут солдаты на смену раненым и убитым. И израненный город стоит, отбивая атаку за атакой. Промелькнуло удушливое жаркое лето, полыхала пожарами осень, в ноябре от разрывов плавился снег и всё горел и горел огнем бесконечный бой.

Быстро ползет по холодным мокрым скользким камням девушка к раненому солдатику. Молчит пулемет на фланге позиции. Некому стрелять, весь расчет мертв. Ох и зайдут же в тыл к нашим эти гады. А наших-то осталось, от дивизии сотня бойцов, от полка два десятка ребят и последняя полоска родимой земли, дальше уже река.

-- К оружию! - хрипит раненый боец так и не доползший на смену убитому расчету солдат, совсем еще мальчик.

-- Сейчас миленький, - шепчет почерневшими губами девушка, - только перевяжу тебя. Ну потерпи миленький, потерпи ...

-- К оружию! - хочет крикнуть солдат, а получился тихий шепот, пробила пуля легкие, не может он кричать, и только задыхаясь и отплевывая идущую горлом, кровь просит:

-- К пулемету! Не жилец я ... к оружию ... во фланг зайдут ... к оружию ... потом со мной потом ...

И все отталкивает и отталкивает ее слабеющими руками. Пригибаясь бежит к окопу девушка. Вокруг станкового пулемета растерзанные пулями и осколками тела бойцов пулеметного расчета. Ствол оружия еще теплый, а затыльники в холодной липкой крови. И уже хорошо слышны чужие ненавистные голоса. Вот они бегут, ближе еще ближе. Прицел! Огонь! Намертво вцепились в затыльники пулемета тоненькие девичьи пальчики. Давай "Максим", бей браток. Огонь! Исторгая из ствола огненные струи задрожал от ненависти пулемет. По врагу: Огонь! Раскаленные летят пули. За Родину: Огонь! Вот только жаль, что так и не помылась, белье не поменяла. Огонь! Мама бы узнала, что я во вшах, немытая, одна среди мужиков, так ужаснулась бы. Огонь! Бедная мамочка как она будет плакать, когда меня убьют. Огонь! Огонь! Огонь! Нет времени, есть лента в пулемете, есть последняя полоска родной земли за спиной, есть серые хищные тени, что хотят прорваться к реке и в спину добить последних защитников этой земли. Огонь! Бей Максимка! Мы еще живы! Огонь! Пока мы живы, им не пройти. Огонь и удар в голову, в грудь, засочилась теплая кровь и так быстро темнеет в глазах. Вот и убили, накликала, эх мама мамочка ...

Покачиваются носилки, несут ее к переправе, и скупым осенним дождем оплакивает своих погибших защитников хмурое небо города, а там за спиной этих измученных израненных ждущих переправы солдат огненно красные сполохи нескончаемого боя.

-- Зовут то тебя как дочка? - прокуренными связками басит немолодой мужской голос, а кто это она не видит.

-- Алёнка, - еле слышно отвечает девушка и не отрываясь смотрит в сумрачное тревожное осеннее небо своего города.

-- Алёнушка значит, - судя по голосу, улыбается мужчина, - так вот сестрица Аленушка, не прошли они нам во фланг, задержала ты их дочка.

-- Не прошли, - заплакав, повторила Алёнка и мешаются на ее грязном исхудалом лице слезы неба и ее слезы, - не прошли ...

А как радовалась Алёнка когда взволнованный ее рассказами мальчик делал быстрые наброски рисунков. Заштрихованная карандашом колонна ополченцев уходит на фронт; контуры худенькой в прожженной телогрейке девушки у пулемета - намертво вцепились в затыльники "Максима" тоненькие девичьи пальчики; обмотанные окровавленными бинтами раненые на берегу реки ждут переправы, а за их спиной огненное зарево боя. "Вырастешь, нарисуешь картины" - ласково говорила ему Алёнка и нежно гладила его сухой ладошкой по светлым шелковистым волосам, а он знал, что именно так и будет.