Читаем Перед разгромом полностью

— Нет, графиня, — снова начал ее собеседник, как бы угадывая бурю досады и горечи, клокотавшую в ее груди, и спеша ее успокоить, — о таких рискованных мерах, как монастырь, лучше в настоящее время не думать. Да я и не позволил бы себе беспокоить вас, если бы не видел другого средства помочь беде, кроме этого. Но прежде позвольте мне сообщить вам, что мне удалось исполнить ваше желание относительно военного постоя в вашем имении.

— Какой постой? — с недоумением прервала его графиня.

— Вы изволили забыть о письме, которым удостоили меня недели две тому назад. Но я, собственно, для того и приехал сегодня к моему другу Салезию, чтобы сказать ему, что ваше желание мне удалось исполнить. А когда граф рассказал мне о ваших семейных неприятностях, то я позволил себе просить у вас аудиенции, в уповании, что мне, может быть, посчастливится услужить вам и в этом деле, как и в первом. Мы с вашим супругом в таких приятельских отношениях, что помогать друг другу при каждом удобном случае — не только наш священный долг, но и величайшая приятность, — медленно проговорил князь, не опуская глаз под далеко не дружелюбным взглядом Потоцкой.

«Издевается он надо мною, напирая на дружбу с Салезием именно в то время, когда тот готовится вступить в ряды злейших его врагов? — подумала она. — Но откуда ему известно о новом заговоре? Знают о том лишь главари, а эти не проболтаются. Неужели Изабелла отважилась выдать такую страшную тайну, грозящую гибелью всей „фамилии“?»

Эта мысль показалась графине такой нелепой, что она поспешила отогнать ее от себя, и начала после довольно продолжительного молчания:

— Очень тронута вашими добрыми чувствами к нам, князь. Недаром Салезий считает вас добрым и благородным человеком, которому даже и полякам можно довериться! Поверьте, если бы все ваши соотечественники были похожи на вас, мы не дрожали бы при мысли видеть нашу Юльянию женой русского. Но этот Аратов не внушает нам никакого доверия. У нас есть причины считать его способным на все дурное, даже на преступление. Его жена умерла загадочной смертью, и по всей стране ходили невыгодные для него толки об этом.

Князь насторожился. После того, что он слышал от Грабинина, разговор принимал для него интересный оборот.

— Какого рода толки, графиня? Вы премного одолжили бы меня, поставив в известность о том, что толкуют про эту смерть. Я тоже кое-что слышал, и мне очень хотелось бы проверить, насколько мои сведения совпадают с вашими, — прибавил Репнин таким искренним тоном, что опасения ее рассеялись и она решила действовать начистоту.

— Эти слухи дошли до меня не здесь, а там, где разыгралась вся эта история. Как вам известно, у Аратова есть имение под самым Киевом, и в этой местности многие убеждены, что его жена умерла неестественной смертью и что ее умертвил сам он. Про нее шла молва, пущенная самим ее мужем, заметьте, будто она — припадочная. Но вид у нее был, говорят, цветущий, и ее внезапная смерть не могла не удивить всех, кто знал ее. Как мне ни прискорбно, но я должна прибавить, что невинной причиной этого преступления считаю нашу бедную Юльянию, или, лучше сказать, ее состояние, на которое возымел виды Аратов.

— Пани Розальская — такая красавица и так прекрасно воспитана, что ее было бы лестно иметь супругой и без приданого, — любезно вставил князь.

— О, вряд ли этот господин обратил бы на нее внимание, если бы не знал, что, кроме прекрасного и доходного имения, крупного капитала и драгоценностей на несколько десятков тысяч, Юльяния не забыта и в моем завещании.

— А какие у вас есть еще данные подозревать Аратова в преступлении?

— Пока никаких, кроме моего внутреннего убеждения, что этот человек на все способен, да всеобщей молвы о загадочности так кстати случившейся смерти. Но согласитесь, князь, для нас и этого достаточно, чтобы страшиться за судьбу нашей воспитанницы. Мы взяли ее на свое попечение двухлетним ребенком, ее мать поручила мне ее на смертном одре! Я поклялась заботиться о ней, как о родной дочери, и до сих пор свято исполняла свое обещание…

— Я понимаю вас, графиня, и все силы употреблю, чтобы оправдать ваше доверие. Ваша приемная дочь будет ограждена от посягательств недостойного претендента, но вы должны мне помочь в этом. Без вашего содействия все мои старания могут оказаться тщетными, — заявил князь.

— Но, мне кажется, мы никогда не отказывались во всем содействовать вам, а в этом так близко касающемся нас деле и причин нет сомневаться в нашей готовности во всем следовать вашим указаниям, — ответила Потоцкая, смущаясь под его пристальным и строгим взглядом. — Как поляки, мы можем не сходиться с вами в политических взглядах, но, как честные люди, мы, кроме симпатии к вам, ничего питать не можем.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторической прозы

Остап Бондарчук
Остап Бондарчук

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Хата за околицей
Хата за околицей

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Осада Ченстохова
Осада Ченстохова

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.(Кордецкий).

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Два света
Два света

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза