Он вынул и брезгливо развернул бумагу, отпечатанную на двух сторонах. Неужто изгнанный Бодров? Искусно составлено, немалое знание институтских отношений. Не он. Анна Исаевна? Не способна на это. Мария-Луиза? Ходили слухи, будто она подсидела прежнего начальника, запустив магнитофон в письменном столе во время рискованной в смысле нравственности беседы. Сегодня чересчур сладко улыбалась в коридоре. Но мало ли о ком что говорят. Не она, слишком заумно. Как это тут сказано: «Тайная вера, несовместимая с партийной принадлежностью и проявляющаяся не столько в словах, сколько в смысле поступков». В смысле поступков, вот как.
Косырев разглядывал, и строчки прыгали, перемешивались. Какая гадость! Вот-вот ловилось что-то. Фу, черт, прямо наваждение, ведь это машинка. Для того и написано, чтобы думал постоянно, чтобы крутился, как белка в колесе. Нет уж, не дождетесь!
Он задвинул ящик, повернул ключ. Потер лоб и, забыв о кнопке, крикнул секретаршу:
— Алина!
В дверь просунулась растрепанная головка. На румяном лице изображалась мудрость младенца, готового ко взбучке.
— Здравствуйте, Анатоль Калинькыч. Я вовремя. На две минутки задержалась внизу.
Значит, как всегда, опоздала. Сдерживает дыхание, и можно представить, какой кросс задала она от метро.
— Пригласите Олега Викторовича.
Нетупский Олег Викторович. Он пришел в институт, когда начался бум вокруг барокамеры.
Его кандидатуру стали настойчиво рекомендовать с самых разных сторон. Косырев был не настолько наивным, чтобы не собрать возможной информации. Моложе Косырева десятью годами, но успел стать проректором медвуза, защитил докторскую. С именем Нетупского связывалась туманная идея
Не ради врачевания и научных достижений брал Косырев Нетупского, расхваливали его хозяйственно-организаторские таланты. И Твердоградский — по-дружески, доверительно — подтвердил это. А Косыреву с двумя замами по лечебной и научной части не хватало именно такого человека. Обеспечивать, раздобывать — в этом нуждался институт, наращивая темпы исследований.
Нетупский, среднего роста человек, представился исключительно корректно. Выпуклая грудь и борцовские ниспадающие плечи; костюм сидел на нем как влитой, только на полноватых ляжках, когда он присел, выглаженные брюки собрались гармоникой. Это был единственный изъян, вообще-то не жирен, а плотен. Крепкие руки в рыжеватых волосках выглядывали из белейших манжет, схваченных крупными черными запонками. Он внимательно слушал будущего шефа, и остановившиеся недобрые глаза — в коротких ресничках, под редкими бровями, в золотой оправе надетых к беседе очков — очень не понравились. Красноватая кожа лица, упругие круглые щеки, подбородок камешком, короткий нос — в профиль полумесяцем. Гладко зачесанные волосы. Загадочен. Однако подтянут, собран, аккуратен, это соответствовало намечаемой должности. Что ж, приходилось сотрудничать с несимпатичными людьми — и получалось неплохо. Нетупский улыбнулся Косыреву, тот ответно ему, они принялись очерчивать круг будущих обязанностей. И сразу обнаружился деловой человек.
Косырев не ошибся: задержки с редчайшими материалами, к которым не так-то просто подобраться, прекратились. Институт зажил вольготно, и это было совсем-совсем немало. Обширные связи Нетупского позволяли добиваться необходимых ассигнований. Он пришел в институт как первый заместитель, с широкими полномочиями. Но Косырева это не пугало, хотя он догадывался: сама новая должность учреждена едва ли не ради Нетупского. Он охотно потеснился и передал первому заместителю все обязанности, прямо не касавшиеся коренной работы института и клиники. Нетупский не мог скрыть покровительственной усмешки, когда присутствовал при разговорах директора с главбухом. Потом брал бухгалтера под руку и вел к себе. Ну и пусть, раз для пользы дела. В свою очередь, первый зам склонялся перед знаниями и талантом Косырева, умел подчеркнуть это в подходящий момент. Но касательно организаторских способностей хранил сдержанное молчание. И поскольку Косырев, сберегая время, уклонялся, бывало, от визитов и в министерство, и повыше, Нетупский брал обузу на себя.