Передний край (ЛП)

  Дебби Нейлор стояла, глядя на своего спящего мужа, одна, если не считать синего жужжания телевизора. В первый раз, когда она увидела его, подруга указала на него, стоявшего в краю полудюжины мужчин у бара, ни одного из них, ни одного. Только когда он вез ее домой, ох, три недели спустя, домой, где она все еще жила со своими родителями, Басфордом, он рассказал ей, что он сделал.

  "Ты шутишь."

  "Нет. Почему?"

  — Ты просто есть.

  Кое-что она узнала довольно скоро, остальное позже. После обеденных встреч, воскресных вечеров с семьей Кевин смущался, хотел уйти; после шуток ее друзей в офисе, свадьбы, когда все друзья Кевина, высокие, коротко стриженные и уже пьяные втроем, выстраиваются в очередь, чтобы поцеловать ее с открытым ртом; не выше, некоторые из них, пытаясь нащупать парчу ее свадебного платья. Позируя фотографу, одна из подружек невесты прыгнула перед ними и надела на их запястья пару наручников.

  После медового месяца столкновение поздней ночи и раннего утра; вечерами с ужином в духовке и просушиванием, в страхе перед телефонным звонком, который почти неизбежно раздастся. Просто быстрая половина. Свернуть. С ребятами. Вы знаете, как это бывает.

  Она знала.

  Когда Кевина приняли в CID, все стало лучше, а потом стало еще хуже. «Нажми на ногу, — сказала ей мать, — иначе он наткнется на тебя».

  Лучше, подумала Дебби, чем уйти.

  Она стояла там, глядя на него сверху вниз, спящего в кресле, и в двадцать три года выглядела немного иначе, чем он в девятнадцать. Она не могла поверить, что после всего, что произошло за последние четыре года, он остался прежним. Когда она была такой другой.

  — Прости, — мягко сказала она. "Мне жаль."

  Кевин ее не слышал. Ей хотелось осторожно опуститься на колени и ощутить краем своего лица тепло его шеи. Вместо этого она вышла из комнаты, попыхивая дверью, но не закрывая ее, не желая беспокоить его.

  В одиночестве Кевин пошевелился и, проснувшись, услышал тихий стук дверцы морозильной камеры; Дебби, подумал он, выбираясь на очередной полуночный пир.

  Кошки услышали телефонный звонок за мгновение до того, как сам Резник спрыгнул с кровати и бросился к двери спальни. Резник моргнул и застонал, подняв трубку только со второй попытки.

  "Да?" — сказал он, едва узнавая собственный голос. "Что это?"

  Он слушал меньше минуты, затем положил трубку. Он просидел слишком долго, надеясь, что Эд Сильвер может вернуться, преследуя «Будвайзер» с порциями водки, привезенной другом из Кракова, настоящей. Осторожно поставив ноги на пол, он поднялся и прошлепал на кухню. Майлз и Бад опередили его и с надеждой обнюхивали свои пустые миски. Пеппер, привыкший спать в старом пластиковом дуршлаге, приветственно зевнул и снова закрыл глаза, забыв вернуть красный кончик языка обратно в рот.

  Зная, что ему вряд ли удастся снова заснуть, Резник приготовил кофе, выпил половину и налил остаток в фляжку, которую отнес в машину. Верхние фонари освещали пустынную улицу тусклым оранжевым светом. Он пошел прямо через огни в Лесу, держа кладбище справа от себя. Последняя проститутка задержалась у стены возле следующего перекрестка, переминаясь с ноги на ногу, с бледным лицом в свете последней сигареты.

  Когда он начал водить машину, Резник не знал наверняка, куда он едет, но теперь он знал.

  Огромные блоки из кирпича и стекла, днём у больницы не было достаточно характера, чтобы быть уродливой. Ночью большинство его огней гасли, некоторые из них горели тут и там, это было более манящим, загадочным. Резник медленно объехал систему с односторонним движением и припарковался в пятидесяти ярдах от входа в медицинскую школу.

  Несколько глотков черного кофе, и он взял фонарик из отсека рядом с приборной панелью, запер машину и пошел к мосту. Это было на добрый час позже того времени, когда на Флетчера напали, поток машин был спорадическим, больше никого не было пешком. Короткая аллея кустов и деревьев отделяла больницу от дороги. Он включил фонарь и посветил им по металлической спирали, прежде чем начал подниматься. Кто бы ни следовал за домработником, он либо следовал за ним прямо из больницы, либо шел этим путем от дороги. Таким образом, рассуждал Резник, останавливаясь, когда его голова оказалась на уровне стекла наверху. Меньше шансов вызвать подозрение, слоняться без дела; проще дождаться своей жертвы, выковырять ее.

  Дверь наверху могла быть заперта, вероятно, так и было бы, если бы кто-то не снял засов. Интересно, подумал Резник, когда именно это было сделано.

  Он толкнул дверь и шагнул внутрь, повернув налево, так что больница осталась позади, а мост тянулся впереди. Теперь случайный автомобиль, фары которого скользили по стеклу, пока они мчались по кольцевой дороге, то на север, то на юг. Резник стоял совершенно неподвижно, прислушиваясь к приглушенному гудению двигателей, сосредоточившись на двойных дверях в дальнем конце, на мосту, перекинутом через шесть полос шоссе, и на этих дверях вдали.