Перегной

И Господь послал мне помощь. Он послал мне друзей и любовь, причем послал их в таком месте, каких, я думал уже и не осталось на земле. Дивный мир, живущий по своим законам, расколотый на две части, но единый в неприятии всего внешнего, он, на удивление быстро принял меня. Я бы мог стать своим в любой его половине, но выбрал свою стезю.  И ничуть об этом не жалею. Я обрел там любовь, семью и счастье. Я мог бы прожить там счастливо до скончания своих дней, но спесь и гордость всезнающего чужака,  воля вторгшегося завоевателя сыграли со мной злую шутку. Я нашел в этом мире, в этой маленькой деревушке своё счастье, но не разгадал этот мир и принялся его переустраивать под себя. И опять был исторгнут. Выпнут вон.

Я был на грани отчаянья, я был готов покончить с собой, но мне выпал шанс. И когда я разочаровался в этом шансе, то чуть не погиб от холода. И отчаявшись опять, я взмолился, а значит уверовал. И был спасен. Проведя время в избе отшельника я, как мне кажется, многое понял и многое постиг. Многое, но не истину. И вот теперь, постигнув многое, я стою у порога родного дома и думаю — откуда я шел и куда я пришел? И туда ли я шел?

А может быть все было не так? Убегая из большого города я попал в город поменьше, а оттуда в совсем уж маленькую, изолированную от мира деревеньку. А оттуда я попал в скит, изолированный и от мира и от мельчайших соблазнов. Как там говорил Григорьич: «У каждого свой путь обращения из существа в человека. Мой вел через вселенные, а твой путь — обратный».

Я уходил и уходил из всех вселенных в сужающиеся миры и в этих мирах открывал в себе давно забытые в безбрежных волнах цивилизации и общества простые человеческие качества и свойства. Простота обычаев и уклада высвечивала во мне, куда там сложным рентгенам, новые и новые грани, новые умения, новые свойства и  способности, новые стороны  души. И в то же время эта простота погружала меня в такие страсти, что достойны, наверное, соединения их в историю. Я познал и дружбу, и любовь, и радости, и печали, и ненависть и сострадание.  Я, с каждым  своим шагом из бесформенного пятна  дальше по пути к  маленькой точке все более становился человеком, хотя мне порой невыносимо трудно было оставаться им.

Но даже если и так — все равно главным остается для меня вопрос — туда ли и к тому ли я пришел? Дошел ли я до точки, уместился  ли в ней? Закончилось ли строение из существа человека? И если да, то что тогда дальше?

Мне было невыносимо, мучительно терзаться этими вопросами. Когда я убегал из Прёта, таких вопросов передо мной не стояло. Господи, зачем ты подвергаешь меня мукам выбора? Почему мне нельзя быть как все и просто жить счастливо? Почему?

Я шагнул вперед. Прошел вдоль стены, завернул за угол. Скрипнул дверью подъезда. Поднялся в темноте по лестнице. Прислонил перед родительской дверью лыжи — посмертный подарок Григорьича. Спасибо тебе старик, спасибо за все. Вроде и не со мной это было, а не забыть. Так или иначе, а конец моим скитаниям. Там — за дверью уже другой мир и другие дела, но память вечна. Ты говорил: «Себя слушай, а других помни». Вечная тебе память.

Я протянул дрожащую руку к кнопке звонка. Вот и все. Будем жить теперь, значит, счастливо. А что такое — счастливо? И что значит жить?

Слишком много вопросов, — ты не находишь, Марат, — сказал я себе. И если на них нет ответа, значит ты еще не пришел. Ты пришел домой, но твой ли теперь это  дом. Пройден ли путь, кончена ли история?

Внезапно на улице бахнуло и во всех квартирах  послышалось движение. Потом все стихло и только отстукивал, как сердцебиение, во всех домах бой курантов. Наступал Новый Год — время надежд и ожидания чуда. Наконец везде закричали «ура», зачокались и за поздравляли друг друга.

На улице празднично замяукала патрульная машина — порядок и спокойствие надежно охранялись и в новогоднюю ночь. Я знал, что сейчас загадали там, за дверью родительского дома. Но путь есть путь. Оставив, как напоминание о том, что мечты сбываются, у дверей лыжи я выбежал на улицу, прямо под капот еле затормозившего патруля.

И когда изумленный поддатый сержант вылез из—за руля и добродушно протянул руку помощи, я, вслед за звучавшей из окон новогодней песенкой сказал ему: Вези меня, олень, в свою страну оленью. 

Эпилог

— Фамилия? — Больше по привычке спросил Рыжий. И улыбнулся, насмехаясь над неловкостью вопроса.

Он поставил росчерк на клочке бумаги и вручил его собеседнику.

— На,  держи. Теперь ты свободный человек. Извини, что пришлось тебя задержать на несколько дней, но, сам понимаешь, служба. Нужно было кое—какие детали твоего рассказа перепроверить.

Рыжий закурил, потом протянул пачку собеседнику.

— А знаешь что, давай накатим пожалуй. Ну, за Старый Новый год, за жизнь. И вообще. Вон оттепель какая, а тут сидишь…

Не дожидаясь согласия он споро вынул из сейфа треть коньяку, разлил по кружкам, с сожалением выбросил пустую бутылку в урну, чокнулся и с оттягом замахнул.