Перегной

- Дак это... тута... они короче, ну чтобы все как положено, - попытался объяснить ситуацию Толян.

- Ты вообще молчи, жертва аборта, с тобой особый будет разговор, мизгирь. - Осадил его ВиктОр.

- Так кто тут старший?

Народ молчал. Тупил молча глаза в землю, буровил носки своей обуви и не хотел ничего видеть дальше собственного носа.

- Па-а-а-няатно! - Протянул Виктор.

Народ молчал.

- Па-а-няатненько! - С нажимом, с таким особенным подвзлетом в голосе, с которым любить распекать подчиненных мелкий подневольный начальничек - армейский ли сержантишко или лагерный бригадир - сказал Виктор и медленно обошел изнутри круга народ. Народ интуитивно отпрянул назад. Виктор остановился напротив Щетины. Тот не сделал шага назад, держась, как за спасительный круг, за остатки своего авторитета.

- Па-а-нятненько! - С еще бОльшим подвзлетом и протягом повторил Виктор и переложил, с одного плеча на другое, свою ружбайку. И Щетина не выдержал. Мелко переступил ногами, потом отпрянул, отступил, поднял до Викторова подбородка глаза и забормотал:

- Дак че... коли так, а оно вон как, мы че, мы ниче. Шанцу одного скока да триста кил кабелей да бобышки. Нам-от наоборот как ранее чтобы...

- Па-а-нятно! И чтобы, значиться, как ранее, ты решил кореша моего драгоценного, закадыку моего давнего как барашка запластать. Не для себя. Для "обчества"? Так?

Щетина еще ниже склонил голову.

- Что молчим, дядечка?

- Дак бес попутал, что уж. Лишку на грудь принял, вот молодечество, на старости лет и взыграло. - Вдруг вступилась за Щетину Кочуманиха.

- Тэкс, есть у нас уже и свидетель защиты, - обернувшись к ней произнес куражливо Виктор. Только сейчас я заметил, что он тоже был нетрезв - от него вкусно несло коньячком. - Кто будет прокурором на этом суде истории. Суде, хы. Суде на муде. Ы-ы-ы.

- Что не смеемся. Не смешно? Вот вы, мужчина в кэпи с козырьком, что вы не смеетесь? Ба! Кого я вижу. Кардинал. Это же местный кардинал! Очень хотел с вами познакомиться. Давно хотел, правда. Мой друг, - Виктор кивнул на меня, - много мне про вас рассказывал. Ну это после? Будете ли прокурором, кардинал.

- Федос не смотрел на Виктора, но по шевелению бороды, по учащенному вздыманию груди под трепаным пиджачишком, было видно, что все в нем кипит, бурлит, клокочет.

- Что молчите, кардинал? А, понимаю. Наверное вы за одно с этим варнаком? За правое дело стало быть. Не забавы ради, а по нужде прирезать решились корешка моего. Что ж вы всё молчите...

- Говоришь ты дивно и красиво. Только в словах твоих пустоцвета много. - Разлепил внезапно рот Федос. - Назовись хоть.

- Эмм, меня зовут Виктор, как и моего друга. Хотя моего друга могут звать и Маратом. Он у нас такой шалун, такой затейник, чего только не удумает. Многолик и многомудр. Как премудрый пескарь. Пескарь мудр - да попал на самодур, да, брателло?

Виктор попытался потрепать меня за подбородок, но я отпрянул. Непонятно было, к чему он клонит, на чьей стороне стоит или, как говорят люди его круга, какого берега держится.

- Ишь, брыкается, - заметил Виктор и опять сфокусировался на Федосе, - У вас, Кардинал, поди тоже брыкался? Кстати, я запамятовал, как вас величать?

- Федосом.

- Ну, к старшим мы завсегда с уважением. Позвольте, кардинал, я буду величать вас по имени-отчеству? По батюшке вас как.

- Ты ино батюшку моего не трожь. - Взвился вдруг Федос. - Ружжом не страшшай. Иш, нашелся тут, судья.

- Да не, да не, что вы, кардинал, какое может быть стращай. В нем и патронов то нету, вот, гляди, - и Виктор, мгновенно опустив обрез к земле нажал на курок. Громыхнуло и земля у ног Федоса взвизгнула, взметнулась кустиком и улеглась бахромою. Будто кто-то мелкий, спасаясь от чего-то большого и страшного нырнул под землю и там затаился.

Федос стоял ни жив ни мертв. Остальные тоже костенели от ужаса. Кривились бабьи рты на стылом ветру пытаясь помочь вырваться звуку - вою ли, визгу, в общем чему-то такому, что сопровождает страх и панику. И не могли выдавить из себя этот звук. Так и стояли подавившись собственными голосами как рвотой и кривили рты безобразно и немо.

- Ой, заряжено было, - нарочито буднично удивился Виктор, переломил обрез, сбросил гильзы и спокойно добил в стволы два новых патрона. - Извини, кардинал. Коли по батюшке не желаешь чтоб, быть тебе тогда просто кардиналом. Потому, ты уж извини, не привык старых людей без отчества называть.

Ему, может жить на один туберкулезный чих осталось, а я ему - Федо-о-ска - обратился он к толпе и та согласно закивала, позахлопывала пасти, заулыбалась натужно.

Но Виктор уже не видел эти улыбки, он ловко, одной рукой свинтив колпачок на фляжке глотнул и тыкал фляжкой в зубы Щетине - на, пей. Потом ткнул мне - пей, брателло, замерз поди. Потом ткнул ей в Рыжего - и ты пей, Гастелло. Не иначе на моего кореша тараном пошел. Он у нас такой, пальца в рот ему не клади, сжамкает всю руку по плечо.