Из нумидийцев, скакавших на нас с гиканьем и звуками, похожими на улюлюканье, только у двоих я заметил римские шлемы и кольчуги. Оба скакали впереди отряда. Я положил на тетиву стрелу с игольчатым наконечником. Монгольские лучники и на четырехстах метрах дырявили любой доспех, но я дал себе фору метров пятьдесят. Первая стрела была еще в полете, когда отправил вторую. После чего сделал паузу, ожидая результат. Слышал, как затаили дыхание и стрелки рядом со мной, и велиты позади меня. В бою порой сущая ерунда меняет настрой бойцов в лучшую или худшую сторону. Иногда мне кажется, что сражение выигрывается, только благодаря победе в поединке или даже одному удачному выстрелу. Вот и сейчас мои подчиненные радостно вскрикнули, когда первая стрела попала в нумидийца в кольчуге, и он как-то картинно развел руки в стороны, а позже и рухнул с коня под копыта скакавших позади. Когда и вторая стрела нашла свою цель, стрелки и велиты заорали яростно и восторженно, хотя не сразу стало понятно, что и второй враг выбыл из боя. С минуту он скакал, наклонившись к шее лошади, и только потом свалился.
К тому времени дистанция до ближних всадников сократилась метров до двухсот, и в дело вступили остальные стрелки, а я перешел на стрелы с листовидным наконечником, которые были хороши против кожаных доспехов. Теперь уже стрелял быстро и не шибко выцеливая. Враги скакали плотно, не промахнешься. Их атака начала захлебываться, вязнуть в лошадях без всадников, которых становилось все больше и больше.
Дистанция до них стала меньше сотни метров, и я приказал стрелкам:
— Отойти за велитов! — и сам встал на левый фланг первой шеренги, на место центуриона, хотя, как опцион должен был стоять в задней справа и следить, чтобы никто не сбежал; я еще дважды выстрелил из лука, после чего положил его на землю, вынул из ножен саблю и приказал велитам второй шеренги: — Перестроились в одну шеренгу!
Они ждали эту команду, поэтому выполнили быстро и четко. Дальше командовать ими уже не имело смысла. Каждый действовал по обстановке. Кто-то метнул пилум в подскакавшего всадника, кто-то ткнул острым наконечником в морду коню, целясь в ноздри — самое мягкое и болезненное место. При этом стрелки, стоявшие позади велитов, продолжали наносить урон врагу, стреляя поверх голов велитов.
Видимо, еще во время приближения нумидийцы понесли критичные, по их мнению, потери, потому что атака быстро захлебнулась. Те, кто доскакал, попробовали навалиться, сломить нас. Поняв, что легкой победы не будет, и потеряв еще несколько человек, остальные решили не погибать зазря и намного быстрее поскакали в обратную сторону. Я еще подумал, есть ли у нумидийцев слово «отступаем» или, как заведено у азиатских кочевников, они разворачиваются и продолжают наступать? Наши лучники и пращники выстрелили им вдогонку и завалили еще четверых. Оставшиеся в живых нумидийцы унеслись в сторону островка деревьев, за которым и исчезли из вида.
— Разойдись! Заняться ранеными и приступить к сбору трофеев! — отдал я приятный для солдатского уха приказ.
К сожалению, два человека выбыли из строя. Одному дротик попал в грудь справа ниже ключицы, второму — в правую руку чуть выше локтя. Обе раны, вроде бы, не смертельные. Обоим сразу оказали медицинскую помощь. У каждого бойца в вещмешке есть лента чистой льняной материи, которую используют, как бинт, и какая-нибудь мазь или присыпка, заживляющая раны. Все эти лечебные средства разные по составу, у каждой национальности свои, а порой отличаются и у выходцев из разных деревень одной области. У многих сабинов и римлян основой такого снадобья служит козий помет, собранный весной и высушенный. Его разжевывают и прикладывают к ране, останавливая кровотечение, и добавляют в вино и пьют, как жаропонижающее и болеутоляющее. И это помогает. Может быть, главную роль играет уверенность в том, что данное средство вылечит.
Мы убили и тяжело ранили тридцать восемь врагов. Наверняка кто-то ускакал с нашей стрелой в теле или раненый камнем из пращи и протянет не долго. Раненых добили. С трупов сняли всё, что представляло хоть какую-то ценность. У одного из всадников в кольчуге была серебряная гривна на шее, простенькая, с забитой надписью. Скорее всего, раньше принадлежала какому-то римскому легионеру-ветерану. Гривну, как и обе кольчуги, два бронзовых шлема, два гладиуса в типичных римских деревянных ножнах, обтянутых плотной красной тканью, и две сломанные стрелы с игольчатыми наконечниками, выдернутые из тел, отдали мне.