Перегрин

Хотя подозреваю, что Кезон Мастарна происходит из обедневшего знатного рода, и полученные при разделе добычи две доли — самые большие деньги, которые он когда-либо имел. То, что отвалится за захваченную галеру, и вовсе станет для него несметным богатством.

— Если рассказать, как все было, тебя наградят за победу над более сильным противником! — удивленно воскликнул он.

— Поверь мне, эта награда будет намного меньше того, что у меня отберут, — сказал я. — Да и зачем мне, моряку-перегрину, боевые заслуги перед легионом?! Как бы я ни старался, все равно офицерскую должность не получу, а нынешняя мне больше нравится на либурне. Там и служба спокойнее, и доход выше.

— Как хочешь! — с сожалением произнес Кезон Мастарна.

Видимо, не терпелось похвастаться, как участвовал в стычке.

— Своим друзьям в Риме расскажешь и особенно девушкам, — подсказал я. — Они оценят выше. Здесь таким никого не удивишь.

— Девушки не любят слушать про войну, — с сожалением произнес он.

— Это смотря кто и как рассказывает, — поделился я жизненным опытом. — Если ты нравишься девушке, она будет с восторгом слушать любой твой бред. Так что найди такую — и будешь счастлив!

О том, что с восторгом будут слушать только до свадьбы, я не стал говорить. Дурак не поверит, а потом не простит.

Лагерь римской армии находился на холме километрах в трех от Замы, которая, в свою очередь, тоже была на возвышенности. В отличие от каструма, городской ров был шире раза в два, вал — настолько же выше, стены и башни — из камня, первые высотой метров шесть, а вторые не меньше восьми и располагались не только на углах, но и через каждые метров шестьдесят. Судя по тому, что часть легиона и пленные нумидийцы занимались рытьем рва и насыпкой вала, охватывавших город с трех сторон, римляне собирались взять Заму измором. С четвертой стороны крепостная стена шла по берегу мелкой сейчас речушки, название которой никто из римлян не знал, так что проблем с водой у горожан не будет. С запасами продовольствия тоже не должно быть, потому что урожай собрали. Напрашивался вывод, что осада обещает быть долгой и нудной.

Кезон Мастарна таких тонкостей не знал, считал, что легион скоро пойдет на штурм, мечтал отличиться в бою, поэтому напросился побыть какое-то время здесь. Поскольку мы были прикомандированы к нему, пришлось и нам остаться. Палаток у нас не было, так как должны были переночевать в Симиттусе и на следующий день вернуться на либурну, поэтому нас раскидали по чужим, где были свободные места. Кезон Мастарна поселился у своего дальнего родственника-кавалериста, а меня разместили в третьей манипуле с двумя опционами, двумя их помощниками тессерариями, в обязанность которых входила организация караульной службы и передача паролей часовым, двумя сигниферами (штандартоносцами-казначеями) и тремя буцинаторами (трубачами), которые играли на буцинах — длинных, загнутых, медных трубах, напоминающих букву С, повернутую в обратную сторону. Трубачи в римской армии считаются унтер-офицерами и освобождаются от всех работ. Куда делся четвертый, если положен был по штату, мне не сказали, а я не захотел проявлять излишнее любопытство и давать повод для грубого ответа, на который пришлось бы как-то реагировать. Для чистокровных римлян и так большая загадка, как такой молодой варвар стал опционом и дупликарием. Списывали на бардак, царящий, по их мнению, на флоте, где порядочный гражданин служить не будет. В друзья им я не лез, так что сосуществовали первые два дня спокойно.

На третий день я прошелся со своими подчиненными, чтобы они не болтались без дела по каструму и не раздражали других солдат, до ближайшей деревни, где якобы мы проводили учения. Жителей там не было, поэтому я разрешил обыскать дома. Как ни странно, в римской армии не приветствуется грабеж местного населения на оккупированных территориях. Точнее, грабить может только государство, и легионеры обязаны заниматься этим, только выполняя приказ. Квинт Цецилий Метелл такого приказа вроде бы не отдавал, так что я действовал на свой страх. С другой стороны, сидеть здесь я тоже не обязан, моё место на либурне, так что приказы его мне по барабану.

Ничего ценного не нашли, кроме старой глиняной посуды и деревянных грабель, но время провели интереснее, чем в лагере, где обязательно кто-нибудь поднапряг бы моих подчиненных на какие-нибудь работы. Вернулись к обеду. Питались мы отдельно, получая провиант у снабженцев: муку, бобы, брикеты из проса с финиками, изюмом и миндалем и свежее мясо, баранину или козлятину, из расчета грамм триста в день на человека. Скот был трофейный. Пасся под охраной центурии в нескольких километрах от лагеря. Каждое утро пригоняли и забивали определенное количество животных и делили мясо по-братски: офицеры получали больше и лучшие куски, легионеры — средние, а нам, как и другим воинам вспомогательных отрядов, что останется, то есть жилы и кости. Зато бульон выходил наваристый.