Переяславская рада. Книга 2

И не от хорошей жизни пришлось старику Пясецкому пуститься в длительное и не совсем безопасное путешествие из Варшавы в ставку коронного гетмана.

По окончании смотра войска коронный гетман приказал выкатить жолнерам двадцать бочек вина, выдать из его запаса баранов и быков и пригласил региментарей к себе в шатер на обед.

Ночью Ремигиан Пясецкий распрощался с коронным гетманом и выехал назад, в Варшаву. Прощаясь с ним, коронный гетман был несколько не в духе и не удержался, чтобы не пожаловаться на канцлера, на его лисьи хитрости, на то, что он оговаривает коронного гетмана перед королем, а между тем святая матерь божья видит, как он, гетман, печется о благе короля й Речи Посполитой, Пусть бы коронный канцлер наблюдал за порядком в королевских землях. Что там творится! Хлопы убили злодейски его сына. он вынужден был приказать сжечь дотла это логово изменников и бунтовщиков, эту Марковецкую гмину. Но что из того? Хлопы ведь лишили его единственного наследника. И разве не рука схизмата Хмеля повинна в этом злодеянии? Бывало ли когда-нибудь такое в королевстве до этого Хмеля?

Ремигиан Пясецкий сочувственно обнял за плечи коронного гетмана. Кто не поймет его отцовского горя? И король и королева Мария-Луиза были глубоко опечалены, узнав о таком несчастии, и весьма хвалили действия драгунов пана коронного в Марковецкой гмине. Но сына не вернешь, это правда! Тем более суров должен быть к схизматикам пан коронный. Жечь, уничтожать, разорять, никого не жалея. Выбить из Умани Богуна, прорваться на Киев. Тем временем прибавится войско трансильванского князя Ракоция и мультянского господаря. Шведы не сегодня-завтра вцепятся в спину московитам на севере.

...До самого утра не мог заснуть коронный гетман, Едва зарозовел край неба, он приказал трубить поход.

25

Богун выхватил саблю и, по оглядываясь, дал коню шпоры. За спиной он услыхал топот тысяч копыт и совсей близко восторженный возглас:

— Сам полковник ведет нас, гляди!

Это был переломный момент битвы. Рядом с Богуном скакал, держа бунчук в руке, Нечипор Галайда. Час назад гусары зарубили бунчужного Грушу, но Галайда спае бунчук полка, и Богун приказал ему быть бунчужным, Галайда знал: весь полк, все казаки завидуют ему,— и крепко сжимая в левой руке бунчук, весело реявший на ветру, стискивал в правой руке обнаженную саблю. На какую-то долю минуты он оглянулся, точно желая проверить, скачут ли позади казаки, увидал тысячи всадников в красных и зеленых кунтушах и тут жe услышал гневный оклик полковника:

— У казака глаза не на затылке!

Галайда быстро повернул голову, хотел что-то сказать, но не до слов было.

Гусары скакали уже совсем близко. Богун повел конницу им вбок, и они, одетые в тяжелые латы, со стальными крыльями за спиной, не успели поворотить, как Богун первый с криком «Слава!» врезался в их железные ряды,

В этот миг пушки оглушительно ударили с шанцев.

Казаки с чеканами в руках кинулись на латников, Бешено ржали кони. Ругань и проклятия, стоны и крики о помощи, звон стали и топот тысяч копыт — все смешалось в одном водовороте. Окруженный сотней своей охраны, в самой гуще гусаров рубился Богун, и все казаки видели высоко над тем местом белый бунчук, который подымал левой рукой Нечипор Галайда, правою рукой отбиваясь саблей от жолнеров.

Всюду мелькал красный кунтуш Богуна и черная смушковая шапка с длинным шлыком. Ни кирасы, ни панцыря не было на нем, только голову коня прикрывало сетчатое забрало. Немного времени нужно было, чтобы гусары узнали — казаков на них повел сам Иван Богун. И одно это имя — Богун — уже неслось над полем битвы и долетело до шатра коронного гетмана Потоцкого, который затопал ногами, крича, чтобы живым или мертвым привели сюда, в его шатер, изменника Богуна.

Но ни живым, ни мертвым взять Богуна никто не мог. Захваченные врасплох гусары, неся потери от пушек Глуха, под стремительным ударом богунцев начали отходить. Уже никто из них не осмеливался нападать на Богуна. От того места, где только появлялся белый бунчук, бежали как от самого сатаны. Но Богун, разгорячась, появлялся всюду, где собирались гусары. Уже шли на помощь им драгуны. Как крылья, вплись над их головами синие венгерки. Ударили на помогу польские пушки. Тяжело бежали с мушкетами наперевес рейтары и раз за разом стреляли в казаков.

Галайда вдруг почувствовал, что ничего не видит. Вытер рукой глаза. На руке была кровь. Должно быть, гусар, сбитый им с седла, резанул своей длинной саблей по лбу. Но нужно было держать бунчук высоко над головою полковника. На его счастье, Богун в этот миг глянул в его сторону. Крикнул сотнику Берлу:

— Перевяжи ему голову! — а сам выхватил из рук Галайды бунчук и закричал: — Вперед, казаки!

Берло наскоро обвязал шелковой китайкой голову Галайды, и Богун возвратил ему бунчук. Снова над красными кунтушами казаков зареял белый бунчук.