Переход Суворова через Гималаи. Чудо-богатыри «попаданца»

Петергоф

– Ваше величество…

Мягкий, до боли знакомый голос, родной и милый, ласково прикоснулся, и Петр вырвался из странного сна, больше похожего на забвение. Теплая рука осторожно легла ему на лоб, окончательно разгоняя остатки сна, и тот же голос прошептал:

– Ваше величество, вы просили разбудить к обеду…

«Като!»

Петр усмехнулся, не открывая глаз, присел на мягкой перине. Странно, с этой женщиной уже прожил сорок лет, они оба постарели, но именно на Екатерину всегда смотрел так, будто и не было этих четырех десятилетий: не замечая признаков старости на ее лице, нездоровой полноты тела, ни появившейся хрипотцы в голосе.

– Все, Като, я проснулся!

Петр открыл глаза, повозился и удобнее уселся на широкой супружеской кровати, настолько просторной, что целое отделение гренадер могло бы спокойно разместиться вместе с ранцами и винтовками, да еще место бы осталось для парочки егерей – те помельче габаритами. В спальне царил мягкий сумрак за плотно закрытыми шторами.

«Заботится обо мне! Пока я спал, помыли, переодели, на мягкую перину уложили! Ничего не помню… Видно, стареть стал и года уже не те! Скоро на завалинке сидеть буду, солнышком любоваться, да кости греть, да на внучат прикрикивать!»

Мысли текли плавно, как река в период летней засухи. Но неожиданно на голубой глади появились водовороты, а из-под ила забил мощный фонтан – течение ускорилось, все кругом забурлили.

«Ага, старый стал, а как же? Кто вчера семерых ухайдакал, а девку отпежил, да так, словно ведро виагры съел?! Студенческую молодость вспомнил?! Ишь, на завалинке погреться решил! Вытаскивай свою задницу из перины и марш вперед, дела ждут! Большой крест Георгия на шее носишь, так и соответствуй своему генеральскому чину, и сопли не распускай! Суворов на год тебя моложе, а через стулья молодым козликом скачет. Вставай, кому говорю!»

Внутренний голос не только порушил духовное спокойствие императора, но практически пинком прогнал Петра с мягкой кровати, которую тот с сожалением оставил.

– Муж мой, что вы делаете? Полежите еще немного, вам нужно хорошо отдохнуть!

Обращение на «вы» Петра сразу же насторожило. Жена всегда себя так вела, когда испытывала определенное беспокойство.

– В чем проблема, Като?

– Что с вами случилось за эти дни, ваше величество? Алексей Андреевич молчит, Данилов твой онемел, казаки совсем дар речи потеряли…

«Кремни они у меня, орлы! Языки свои даже по пьянке никогда не развяжут! Хотя только про меня, а сами за бутылью болтают, как бабы языками за околицей чешут!»

Петр усмехнулся – за сорок лет лейб-конвойцы еще не разу не застукали его императрице, а про другое начальство и говорить нечего.

Простой казак на генерала посматривал, как солдат на вошь в то его время – еще бы, Собственный Его Императорского Величества Конвой – две сотни головорезов как на подбор, сыновей и внуков тех станичников, кто ходил с императором усмирять мятежную гвардию.

– Муж мой, вы мне не скажете правды?

– Като, я пред тобой чист, как исполнительный лист перед прокурорским взором! – Петр медленно попятился, обращение «муж», ему очень не понравилось.

– Тогда можешь мне объяснить, Петер, почему у тебя на бедре свежий шрам от пулевого ранения появился?! И на боку ссадина, словно тоже пулей царапнуло?

– Хде??? – честно округлив глаза, почти искренне изумился Петр, но Като ладонью прикрыла ему губы.

– Не делайте такие правдивые и наивные глаза, ваше императорское величество! Скажите истину.

– Шут с тобой! – пробормотал Петр, не замечая собственной наготы. – Английский посол – мерзавец тот еще! Два миллиона золотом за мою головушку предложил. Нашлись скоты, волки позорные, числом в семь рыл, убили двух моих казаков…

– Где они! Их поймали?! – Като побагровела.

– Нет, я их зарезал на болоте… Что с тобой?!

Петр поддержал смертельно побледневшую Екатерину за локоть и осторожно усадил ее на кровать.