— Это было по-настоящему тупо, — заметил я. — Пять с плюсом за идиотизм. Ты бежишь на поезд, под дождём и несёшь рисунки, которые отняли у тебя дни или даже недели и рискуешь всем этим за
Минуту он продолжал сушить то пятно, где чернила растеклись хуже всего, потом одарил меня своей лучшей Харповской улыбкой и сказал: — Это не деньги, Джимбо. Это — прибавка к
— Богов?
— Ну да, Зевс и вся та шайка-лейка. Никто больше не приносит быков в жертву и не ходит к оракулам, и теперь они вот так поддерживают отношения с немногими оставшимися верующими.
— Как я сказал, находишь один пенни в день и это — знак, что, по крайней мере, ничего катастрофического не случится. Найдёшь больше — десятицентовик или четвертак — и ты благословен в десять или двадцать пять раз больше, и всё действительно будет прекрасно. Найдёшь яркий, сверкающий пенни — и что-то
Он продолжал рассказывать. Несчастный случай с иллюстрациями он объяснил тем, что в тот день ещё не поднимал пенни и поэтому, так сказать, шёл неверным курсом. Но этот вечер может стать лучше. Возможно, придёт уйма заказов или деньги в наследство от давно забытого дядюшки, или весточка от бывшей девушки, или ещё что-то. Пенни предвещал это. Джо разработал целую систему, столь же тщательно продуманную, как руководство по астрологии и он был абсолютно серьёзен, когда разъяснял всё это на станции, пока мы ждали, а затем на поезде, до самой остановки.
В любое другое время это могло повеселить, но я размышлял о сроках сдачи и оптовиках, и о сцене, которую закатит моя тогдашняя жена Кэрол, когда я поздно вернусь домой и её особый экологический ужин остынет.
— Боже, Джо, — наконец сказал я. — У меня нет времени на эту галиматью.
Он повернулся ко мне с обидой на лице. — Это не галиматья, — тихо произнёс он.
Прежде чем я смог что-либо ответить, подошла его остановка, Джо поднялся и вышел.
После этого он становился всё чуднее и чуднее, но меня это не беспокоило, потому что Джо шёл нарасхват. Он выдавал обалденные вещи. Вскоре я вручил ему его же книгу «
Мне трудно припомнить любой эпизод в его жизни, где не было бы пенсов. Я хочу сказать, он находил их
Тем летом мы отправились на комикс-конвент в Бостоне. Мы оба ехали в одном такси от вокзала до отеля и, как и следовало ожидать, на полу прямо перед Джо лежал пенни. Джо поднёс его к окну, в лучшем стиле Харпо и, оставаясь верным этой роли, выхватил огромную лупу и принялся тщательно изучать монету.
— Что ты ожидаешь там найти, тайну веков? — поинтересовался я.
— Что-то вроде того, Джимбо.
Джо пользовался большой популярностью у фэнов. Он мог быть по-настоящему обаятельным, когда этого хотел. Но он ловил множество озадаченных взглядов, постоянно наклоняясь и подбирая пенни. Ходило множество шуток о том, насколько скудно я платил своим художникам, если им приходилось собирать мелочь на пропитание. А однажды, посреди коллективного обсуждения, все микрофоны отключились. Джо преспокойно открутил верхушку микрофона, встряхнул его и на стол выпал пенни. Джо одарил аудиторию своей фирменной усмешкой и раздался нервный смех, словно большинство людей не врубилось в шутку.
— На нём письмена судьбы, — сказал он им. — Тут говорится: «
Это вызвало смех и, знаешь, это предсказание сбылось, по крайней мере отчасти. В аудитории оказалась фанатка, которая воспользовалась пунктиком Джо, чтобы завлечь его… буквально. Она выложила след из пенсов вверх по лестнице, по коридору и под дверь своей комнаты. Эта дверь была незаперта. И вот, в сухом остатке истории, так Джо Айзенберг в двадцать семь лет лишился невинности. Потому что это явили ему боги, как он сказал мне позже.
— Я рад, что поднял
Думаю, он прикрывался своей легкомысленностью, чтобы скрыть некоммуникабельность. И, где-то по пути, всё это резко перестало забавлять.