Вокруг Москвы – лесные пожары и вихри. Москва тонет в тумане, смеси дыма и пара, которые не могут подняться и теряются в высоте. По ночам я иногда просыпаюсь от запаха дыма, от которого першит в горле, – так было, наверно, во время пожара Москвы в 1812 году!
Марина провела отпуск на берегу реки, в лесу, в палатках, с Наташей и ее семьей. Результат: все перессорились, дядья, раздраженные криками детей, и тому подобное. Знакомая картина. Надеюсь, в Капте, учитывая, что дети все-таки постарше, и дела получше.
Я отдал все "Elle" Марине, она была очень довольна.
Из воспоминаний Анн Татищевой
Когда Степан уезжал на несколько дней в Париж, он всегда увозил с собой письма, а иногда какие-то другие материалы, которые ему передавала Наталья Ивановна Столярова. Она входила в круг наших знакомых и бывала у нас, когда мы устраивали приемы по случаю приезда какого-нибудь французского певца или театральной труппы. Но всегда – вместе с другими друзьями. Она никогда не бывала у нас одна, и я никогда не была у нее.
Тем не менее, уезжая, Степан всегда просил меня сразу же после его отлета позвонить ей из телефонной будки, но не из аэропорта – не дай Бог! – и не поблизости от нашего дома, только откуда-нибудь с улицы по дороге домой – и сообщить ей наши новости. Например, сказать ей: "Наталья Ивановна, я звоню вам, просто чтобы сказать, что у нас все в порядке, дети здоровы, никто, к счастью, не заболел гриппом" – или что-нибудь в этом роде.
Мне это казалось нелепым, и я говорила Степану:
– Это глупо, я никогда ей не звоню, она почти не знает наших детей, а я рассказываю ей о них через полчаса после твоего отъезда.
На что он отвечал:
– Ты же ее знаешь, она всегда об этом просит. Если ты ей не позвонишь, она будет волноваться.
И я продолжала играть в эту игру всякий раз, когда атташе по культуре уезжал во Францию без меня.
На лето мы возвращались во Францию, так как дети не хотели проводить каникулы в Москве. Я уезжала с ними в начале июля, а Степан присоединялся к нам позднее. Обычно он давал мне несколько писем, которые я должна была отправить из Франции, но если я видела имена тех, кому они предназначались, то совершенно не знала, от кого они были. Степан не говорил мне об этом из осторожности.
– Это не потому, что я тебе не доверяю, – объяснял он, – просто я предпочитаю, чтобы ты ничего не знала и, в случае чего, все валила на меня.
Впрочем, никогда ничего такого не случалось, ведь у нас были дипломатические паспорта.
В 1971 году Наталья Ивановна познакомила Степана с Надеждой Яковлевной Мандельштам. Он стал регулярно бывать у нее, пользовался ее доверием, и в 1972 или 1973 году (точно не помню) она передала ему сохранившиеся архивы О. Мандельштама с просьбой перевезти их на Запад и обеспечить сохранность.
Когда в июле мы в очередной раз собрались во Францию, он вручил мне большой пакет и предупредил, что с ним надо обращаться, как с настоящим сокровищем. "Это Мандельштам, – сказал он, – его архив".
По приезде я должна была сразу же позвонить Никите Струве – он приедет к Борису и заберет пакет.
– Никому ни слова о том, что ты везешь. Вечером я позвоню.
Из воспоминаний Бориса Татищева
Степан с семьей приезжал во Францию дважды в год на каникулы, и я встречал их в Орли, потому что обычно они делали небольшую остановку у нас. В этот раз с детьми приехала только Анн, Степан оставался в Москве. У нее была очень тяжелая сумка, но она не согласилась выпустить ее из рук, когда я хотел ей помочь. Как только мы добрались до дому, она позвонила Никите Струве, который очень скоро приехал, – он жил по соседству, в Виллебоне.
Они вышли из дому, чтобы поговорить, – как делают обычно, когда выходят покурить или, в последнее время, – чтобы поговорить по мобильному телефону. Я был очень удивлен. Потом он уехал, увезя с собой тяжелую сумку.
Позднее, когда мы ужинали, зазвонил телефон, и Анн сказала: "Это, наверно, меня". И в самом деле, это был Степан, который звонил, чтобы узнать новости.
Только много времени спустя я узнал, что в сумке находился архив Мандельштама.
Из воспоминаний протоирея Бориса Старка
Неожиданно Степан, появился у меня в Ярославле. Оказывается, он работает в Москве, во французском посольстве, как атташе по делам культуры. Он приезжал к нам раза три. Один раз с женой и тремя детьми. А потом один раз он приехал со своим отцом Николаем Дмитриевичем, которому захотелось повидать город его юности, губернаторский дом его отца на набережной. В нем сейчас картинная галерея. О его приезде писали в нашей местной газете.
Газета «Северный рабочий», Ярославль
Суровые будни первых месяцев революции. Петропавловская крепость. Группа офицеров, в том числе и Николай Дмитриевич, была арестована революционными солдатами. И – освобождение. Быстрое, решительное освобождение. Сам Ленин дал указание: после тщательной и немедленной проверки срочно выпустить тех, за кем не было серьезной вины.