Перехваченные письма. Роман-коллаж

Как вы живете? Ты можешь приехать в Москву ненадолго? На этой неделе я обхожу моих друзей, но едва ли смогу побывать у всех, у меня уже ноги подгибаются. Так что если сможешь предупредить заранее, это будет более надежно.

Обнимаю вас всех, Толю, детей, сестер, братьев, родителей, друзей и tutti quanti[314]. Степан

Наталья Солженицына – Степану Татищеву

1976

Дорогой-дорогой Степан Николаевич!

Как Москва? Как вы в Москве? Нашли бы время написать подробно, любая деталь нам дорога. Напишете?

Посылаю письмо, А. И. бы очень хотел, чтоб оно поскорее достигло Москвы. Пока что (пишут из Парижа) слухи о нас ходят самые невероятные.

Наш почтовый адрес (только вам): PO Box 1309, Claremont, New-Hampshire, 03743 USA (без фамилии).

Сердечный привет всем вашим. Мечтаем повидать Нину у нас. Обнимаю вас. Наташа.

P. S. На обратный адрес не обращайте внимания.

1977

Спасибо превеликое за все присылаемое – если бы вы могли верно оценить, что это для нас значит!

Посылаю письма к возможной оказии. Пишу на них карандашом прежние имена. Спросите Нину – знают ли те, кто получит всю пачку, имя "Даша"? Если нет (должны, но конверты я так раньше не подписывала, поскольку ее муж был на свободе, я писала "Тимофею") – перепишите своей рукой: или "жене Тима", или прямо ее имя – или (если новые имена поплывут с оказией) – новое ее имя. Объясните Лене (или тому, кто передаст устно имена) – что запомнить их должен не только первый в цепочке, а все наши получатели: внутри писем я называю всех прозвищами – и не поймут, о ком речь.

Не боитесь отпускать вашу Анну в Москву? Что слышно с вашими будущими поездками?

У нас трудное время еще не кончилось, но работа идет вовсю. А. И. погрузился в роман полностью, мы помогаем, но нужно вытягивать Алика и других. Адвоката нашли для Алика престижнейшего – будем играть в эту игру, уверены в положительных, хотя и мелких, вероятно, результатах. Но хоть не дадим убить.

Можно ли просить Лену, чтоб она везла каждый раз для Арины, жены Алика, маленький подарок (за наш счет, конечно) – духи или что-нибудь. Она – женщина до мозга костей, и это ее утешает немного даже в самое черное время.

Степан Татищев – Наталье Солженицыной

14 февраля 1977

Вам, конечно, известно, что меня не пустили в Москву. Но мне удалось переправить все необходимое.

Меня отправляли в качестве специального переводчика Quai d'Orsay, и в таком случае не принято отказывать в визе. Французская администрация погоревала, даже попротестовала и… дальше не пошла. Я же, со своей стороны, буду всячески стараться, чтобы мою кандидатуру в переводчики выдвигали при всякой поездке наших министров туда! Увидим, что из этого выйдет.

Должен признаться, что я сильно переживал этот отказ. Но как заядлый оптимист я остаюсь уверенным, что еще увижу Россию, что еще буду там жить!

С книгами из-за московских событий дело на время приостановлено.

Нина вам писала о новых прозвищах. Ничего я не передавал письменно. Только когда будет надежная оказия, я передам.

Одна приятельница детства (теперь проживающая в России) была здесь недавно и сообщила мне (под секретом), что ее вербовали перед отъездом и просили встречаться со мной, и когда она отказалась, ссылаясь на то, что наше знакомство очень давнее и поверхностное, ей было заявлено, что я – известный… шпион!

Из воспоминаний Елизаветы Вишневской

Когда я принесла приглашение тети Нади, кажется, в конце 1976 года, в наш белгородский ОВИР, мне выдали анкеты, которые я должна была заполнить дома. А когда я, через несколько дней, вернулась с анкетами, меня попросили подождать, и я ждала, как мне показалось, довольно долго. Полчаса? Наконец, меня пригласили в огромный кабинет, где за столом сидел молодой мужчина, очень строго и аккуратно одетый, – в костюме, белой рубашке, с галстуком. В целом он был очень любезен. Он просмотрел мои документы и вдруг, почти с сочувствием, спросил, не было ли у меня еще брата, о котором я не упомянула в анкете. Я действительно ничего не написала о Ване, полагая, что, так как его нет в живых, он и не может их интересовать. Оказалось же, что надо было указать и его, а вместо адреса написать, где он похоронен…

Сколько я там беседовала – отвечала на его вопросы – сейчас не помню. Он расспрашивал о семье, его интересовало, где возьму деньги на поездку, с кем останутся дети, есть ли друзья во Франции и кто именно. Не в первый, а во второй или в третий раз (а паспорт он мне выдал во время четвертой встречи) он заговорил о Степане. Мне нечего было о нем сказать. Я в детстве была слишком мала, чтобы с ним дружить. Когда он был в Москве, я с ним ни разу не встречалась. Так что видела я его только один раз, когда он приезжал в Харьков и был у родителей на Салтовке. Пробыл он полдня, народу было много, и я лично с ним не разговаривала – возилась с угощениями.