Бывший атташе по культуре Французского посольства в СССР (1971–1974), преподаватель Института восточных языков в Париже г-н Степан Татищев получил в прошлом месяце от советских властей туристскую визу сроком на один месяц. Французский гражданин, сын родителей-эмигрантов, он бегло говорит по-русски. 18 июня он прибыл в Москву по приглашению французского дипломата. Тринадцать дней спустя он был выслан как «нежелательное лицо». Возвратившись в Париж, г-н Татищев рассказывает Экспрессу историю своего странного пребывания.
"Два автомобиля и шесть сотрудников КГБ обеспечивали открытую слежку за мной днем и ночью – немалая мобилизация сил из-за одного говорящего по-русски французского туриста", – говорит г-н Татищев. Слежка стала особенно заметной после возвращения Леонида Брежнева из Парижа 22 июня.
Четверг, 23: выставка живописи, за ним неотступно следует человек, которого он уже видел накануне в музее Рублева.
Пятница, 24: шофер такси сам замечает, что к ним пристроилась "Волга". При возвращении домой пешком человек в штатском следует за ним по пятам, не отставая даже в магазинах, в которые он заходит по пути.
Суббота, 25: вечером – спектакль в театре, "Мастер и Маргарита". По дороге в театр "Волга" все время позади, в 150 метрах. Два агента в штатском сопровождают его в зал, один из них садится сзади него и буквально дышит в затылок. В антракте он видит Сахарова в окружении друзей – за ними следят явно меньше. После спектакля один из русских друзей подвозит его к станции метро – три человека неотступно следуют за ним от станции к станции и до самого дома.
Воскресенье, 26: поездка на берег Москва-реки. Человек из "Волги" – тут как тут, легко узнаваемый в своем костюме и галстуке рядом с французами в купальниках.
Понедельник, 27: после обеда Татищев с приятелем-французом едут в гости к русским. За ними открыто следуют две машины. У входа в дом их ждут два агента в штатском.
Один из них обращается к Татищеву: "Теперь мы от вас не отстанем", – и добавляет перед лифтом: "Мы едем на тот же этаж, что и вы". Француз усмехается. "Что тут смешного?" – взрывается человек из КГБ. "Просто жить стало веселее", – отвечает Татищев знаменитой фразой Сталина. Шутка не была оценена. "В этот момент, – говорит Татищев, – я понял, что вся эта мизансцена была задумана, чтобы меня запугать".
Вторник, 28: новый визит к русским друзьям, о котором заранее договорились по телефону. "Волга" тут как тут, вчерашний агент тоже. У входа на лестницу он предупреждает Татищева, обращаясь к нему на "ты": "Не задерживайся здесь. Сейчас 6 часов, возвращайся домой в 9. Иначе мы тебе ноги переломаем". Татищев пробыл у своих друзей до полвторого ночи.
Среда, 29: французский консул приглашен в Министерство иностранных дел и ему объявлено, что дальнейшее пребывание Татищева в СССР нежелательно и он должен покинуть страну в течение 24 часов (консулу удалось добиться, чтобы это срок был увеличен до 48 часов). Консул требует объяснений и получает ответ: "Виза была выдана по ошибке". 1 июля Татищев вылетел в Париж, но до последнего момента каждый его шаг оставался под наблюдением.
Из воспоминаний Ирины Уваровой-Даниэль{27}
Степан был болен московской жизнью. Ему без Москвы было неуютно. И вдруг совершенно неожиданно он приехал как частное лицо – гость посла Франции, посол пригласил.
А мы и не надеялись его когда-нибудь увидеть! В ту пору мы вообще прощались навсегда с уезжавшими за рубеж – только навсегда, и никак иначе, отъезд вроде смерти, нам он представлялся необратимым.
И этим вечером мы его ждали.
Я влетела в булочную на углу, через дорогу. В мутное окно магазина, как в кино с поврежденной кинолентой, мне было показано: по другой стороне нашей улицы шел он.
Тонкий, стройный, легкий. Он был очень красив, прямо как борзая, аристократ, одним словом, что, конечно, не важно, но почему-то ему это чрезвычайно было к лицу. А следом, наступая ему на пятки и почти к нему прижимаясь, лепились два куцых уродца… В том, что это он и, сомнений, разумеется, не было и быть не могло. Чаще они скрывались в тени, а среди белого дня "работали" в исключительных случаях.
Я летела с хлебом, как угорелая кошка, но Степан уже исчез в подъезде. Те двое сидели на скамейке и на меня смотрели, а от них отходил в мою сторону домоуправ…
Дома оказалось: они поднялись за Степаном по лестнице, на второй этаж, дыша в спину. На площадке, перед нашей дверью, сказали:
– Слушай, в девять возвращайся, понял? А выйдешь позже – ноги переломаем. – И отправились в садик, на скамейку.
Татищев, естественно, завелся; впрочем, был весел.
– Оставайтесь ночевать, Степан?
– Нет! Уйду, когда решим разойтись, но не раньше…
Они с Юлием уже сидели за столом, открывали вино, беседовали отвлеченно и оживленно, происшествие их не касалось. Кажется, они уже забыли случай на границе нашего дома.
Тоже мне гусары.
Они были выше ситуации.
Я – ниже.