Перекресток трех дорог

Виктор Гусев грохнулся на спину, на скованные руки, и то ли вывихнул, то ли сломал одну из них. Он дико заорал от боли. Гущин наступил ему ногой в начищенном до блеска ботинке на грудь, прижимая к полу, утраивая его боль. Гусев орал, широко распялив рот. А полковник Гущин быстро отвинтил пробку у бутылки с растворителем, наклонился к самому лицу Гусева, не страшась ни возможной заразы, ни капель слюны, что летела из распяленного в вопле рта и…

– Федор Матвеевич! – закричал Клавдий Мамонтов.

Но Гущин все же плеснул растворитель на лицо Гусева-старшего – жгучие капли окропили его щеки, губы.

– Скажешь мне все сейчас, – шипел Гущин. – Иначе в глотку и тебе залью. Напишем рапорты потом, что ты в ходе следственного эксперимента, когда я наручники с тебя снял, сам схватил и хлебнул – с собой захотел так покончить, потому что тюрьмы страшишься, где люди Алтайского тебя на перо посадят. Я наручники сниму, когда ты сдохнешь в мучениях здесь, в гараже, у меня на глазах. И отпечатки твои будут на бутылке, и ДНК твое. Не веришь мне? А ты поверь… Как это, когда живого человека кислотой поят насильно?

– Я… да ты что… мент… полковник… не надо! – дико закричал Гусев-старший. – Губы жжжет… Не надо, не трогай меня!!

– Скажешь правду? Как вы Алтайского убивали? Как убивали других?

– Не надо! Убери это от меня! – орал Виктор Гусев, пытаясь отвернуть лицо от бутылки с растворителем, маячившей неумолимо у самых его губ. – Я не хотел ничего этого! Я хотел его просто убрать! Пристрелить! Его ж приговорили наши! Но с очистителем… свободой клянусь, это не я… это все он!

– Кто он? Имя? – шипел Гущин.

– Стаська… братан…

Клавдий Мамонтов вспомнил сведения из ориентировки на братьев – младший, еще несовершеннолетний Стас Гусев, спасая раненого брата, прикладом бил того самого бизнесмена, встретившего их в своем доме с карабином в руках. Сел в тюрьму за это. А старший брат его сейчас предал.

– Говори все, ну! – Гущин взболтнул бутылку, продолжая прижимать Гусева ногой к бетонному полу.

– Я скажу… только не трогай меня. – Виктор Гусев хрипел. – Алтайский конченый был, его наши приговорили. Я его должен был просто убрать, и все. Я так и хотел, но Стаська… он на метадоне сейчас… с ним порой страшно, когда на него это накатывает… Я ему русским языком сказал – это чей-то больной бред. А с психопатами и больными мы не связываемся. Но он мне ответил, что Алтайскому все равно конец, так пусть сдохнет в страшных муках. А мы за это еще и бабло огребем.

– О чем ты? – Гущин убрал бутылку, выпрямился. – Я тебя не понимаю. Что ты плетешь?

– Он, этот тип… он нам не конкретно Алтайского заказал. Ему было все равно кто, – шептал лихорадочно Гусев-старший. – Лишь бы сделали… А Мишку Алтайского мы так и так должны были кончить. Так что все просто наложилось одно на другое.

– Что ты плетешь? – повысил голос полковник Гущин. – Что за бред? Учти, будешь врать, изворачиваться – залью в глотку тебе – до печенок прожжет.

– Нет, нет, я правду говорю! – Гусев извивался на полу. – Наши на сходняке Алтайского приговорили. Я должен был с братом его убрать. Сидели, кумекали, как к нему подобраться. Ему наши позвонили – сказали: приедут от нас двое корешей Арнольда покойного к тебе на переговоры, прими. Он не мог при таком раскладе нас не принять, поэтому и в дом впустил, дверь открыл. Он даже сигнализацию вырубил сам и камеры отключил, чтобы нас не засветить. Он в себе был уверен, дурак. Считал, что мы не посмеем его пальцем тронуть, Петуни испугаемся. А мы его должны были по приговору сходняка прикончить. И как раз накануне у меня телефонный разговор состоялся странный.

– С кем? Почему странный?

– Он имя мне не назвал, этот мужик. Сказал, что с покойным Арнольдом вел дела, бизнес. И сказал – вы, мол, все втроем ко мне приезжали. Я вас помню и знаю, кто вы такие. И что это еще Арнольд дал ему мой номер – мол, если что, обращайся всегда через него, то есть через меня к нему. Он сказал, что у него ко мне предложение, и он готов заплатить мне… то есть нам с братом полтора миллиона рублей.

– За что? За убийство? Маловато.

– Нет! В том-то и дело, что не за убийство! – страстно воскликнул Гусев-старший. – Только за видео.

– За какое еще видео?

– Он сказал мне – вы люди серьезные. Наверняка у вас есть кто-то на примете, кто… должен отправиться на тот свет. Ну, с кем у вас свои счеты. Сказал – мне все равно, кто это будет. Это ваши дела. Я, мол, даже имени его не хочу знать. Мне от вас нужна будет только запись… съемка на камеру мобильника.

– Как вы кого-то убиваете? – спросил Гущин.

– Нет! Ты не понимаешь, мент! Его не убийство интересовало. А сам процесс. Он сказал – ваша жертва должна сильно мучиться. Все должно произойти не быстро. Чем больше мучений, тем лучше. И за эту пленку он готов заплатить полтора миллиона рублей.

– Звучит как полный бред, Витя.