Перекресток утопий

А вот кто такие «очкарики», своенравная интеллектуальная элита, которая может управлять климатом, прорезать квадраты в тучах и переманивать молодое поколение? Откуда взялись эти архитекторы будущего, вынашивающие таинственные планы в огороженных лепрозориях? Однозначно ответить трудно. Фантастическая повесть изображает представителей могущественных сил обновления даже по физическому облику непохожих на обыкновенных жителей. Но это лишь иносказательное подчеркивание их социального предназначения отрицания старого мира. Новомировский автор В.Сербиненко решил, что очкарики — это пришельцы. Фантастическая повесть да вдруг без пришельцев? Беда в том, что такое объяснение ничего не объясняет. Тогда уж, будьте добры, растолкуйте, что за пришельцы, зачем пожаловали из-за моря-окияна и зачем понадобились авторам.

Приходилось мне слышать и такое — правда, неопубликованное — мнение: очкарики — это евреи, «малый народ», целеустремленно крадущий детей у беспомощного «большого народа». Но, во-первых, очкарики уносят с собой не младенцев, с ними уходят сознательные граждане, а во-вторых, Стругацких такие вещи не интересовали, они монтировали лишь социальные конструкции. Рискуя быть побитым камнями, предположу, что под очкариками можно подразумевать свободомыслящий авангард интеллигенции.

А если уж искать в очкариках символику, то для обывателей очкарики — это ненавистные высоколобые, инакомыслящие, инакодумающие… Недаром в книге мелькает перефразированный «сногсшибательный» довод американских расистов: «А вы отдали бы свою дочь за очкарика?»…

«Улитка на склоне» печаталась в три захода. Сначала в 1966 году в одном из сборников увидели свет главы, посвященные Лесу, через два года в одном из журналов — Управлению по делам Леса. И только в 1988 году они соединились в единую чересполосицу, так, как они были написаны с самого начала. Эти два потока можно прочитать по отдельности и даже выявить их внутренний смысл, но только в укомплектованном виде обнаруживается главный структурообразующий замысел Стругацких — один из героев романа, Кандид, прилагает все усилия, чтобы выбраться из Леса, другой — Перец — с неменьшей энергией стремится попасть в Лес. Но ни тому, ни другому совершить задуманное так и не удается. Хотя они могли бы встретиться, могли бы объединить усилия в их отчаянной борьбе с иррациональными, но определенно античеловеческими силами. Но это моя экстраполяция. Авторы не довели векторы Кандида и Переца до пересечения, может быть, потому и не довели, что такой конец был бы слишком хорош, слишком благополучен для той среды обитания, в которой приходится действовать обоим героям.

Среди персонажей по Лесу шастают некие мертвяки, на самом деле это роботы, покорные воле хозяев (хозяек, как впоследствии выясняется), устроившие охоту за жителями Леса. Но мертвяками (вне стилистики Стругацких, конечно же, — мертвыми душами) можно назвать и остальных действующих лиц, они всего лишь куклы, энергично выполняющие заложенные в них программы. Кем заложены эти программы — додуматься нетрудно, хотя точно назвать кукловодов невозможно. Важно лишь понимать, что где-то за сценой есть силы, которым дьяволиада на руку. Живых в сонмище мертвяков только двое Кандид и Перец. Хотя, нет, пожалуй, к живым, точнее — к полуживым, можно еще отнести аборигенов — лесовиков, диких, загнанных, преследуемых, уничтожаемых, но все же живых, сохранивших человеческие чувства. Так, они выхаживают Кандида, разбившегося до полусмерти при аварии вертолета.

А с кем, собственно, им приходится бороться? Надо сказать, что «Улитка на склоне», пожалуй, труднейшая для интерпретации повесть Стругацких… Стругацких-то, у которых, по крайней мере, передний план всегда выписан ясными, точными, реалистическими штрихами. Однако про «Улитку…» не скажешь, что она предназначена массовой аудитории (на которую всегда ориентировались Стругацкие) и что любой школьник может с ходу одолеть ее страницы, хотя почти все рецензенты, видимо, для укрепления собственного рейтинга, называют «Улитку…» лучшим произведением Стругацких.

Пожалуй, нет такого критика, который в связи с «Улиткой…» не поминал бы имя Франца Кафки. Действительно, в эти годы добралось до России долго замалчиваемое у нас творчество великого австрийского пессимиста, который, как никто другой, чувствовал обреченность и беззащитность человека во враждебном ему мире, и произведшее на нас сильное впечатление. И, вероятно, Стругацкие сочиняли повесть, действительно находясь под его воздействием. Мол, и мы можем не хуже! Что ж, если выписать из энциклопедии имена писателей, на которых Кафка оказал непосредственное влияние, а это — Т.Манн, М.Фриш, Ф.Дюрренматт, Ж.-П.Сартр, А.Камю, Э.Ионеску, С.Беккет — то увидим, что Стругацкие оказались в неплохой компании.