Перелом

До меня наконец дошло, что его ярость обернулась мучением. Вместо бешенства - страх. В черных глазах стояла непредставимая боль.

- Что ты сделал? - спросил я жестко.

- Верни его, - повторял Энсо, как будто этого можно было достичь только криком. - Верни. - Он поднял револьвер, но мне показалось, что он даже не понимает зачем: то ли застрелить меня, то ли ударить.

- Я не могу, - сказал я бесстрастно. - Делай что хочешь, но это не в моих силах.

- Его убьют! - дико заорал он. - Моего сына… моего сына убьют. - Он широко раскинул руки и весь затрясся. - Томми Хойлейк… Во всех газетах написано, что Томми Хойлейк скачет сегодня утром на Лаки Линдсее.

Я передвинулся на край кресла, подогнул под него ноги и с невероятным усилием поднялся, Энсо не пытался пихнуть меня обратно. Он был слишком захвачен воображаемой жуткой картиной.

- Томми Хойлейк… Хойлейк скачет на Лаки.

- Нет, - возразил я грубо. - Там Алессандро.

- Томми Хойлейк… Хойлейк… Так должно быть, так… - Его глаза вылезали из орбит, а голос поднимался выше и выше.

Я поднял руку и с размаха ударил его по лицу.

Рот Энсо остался открытым, но крик прервался мгновенно, точно его выключили.

Щеки дергались, кадык в непрерывном движении. Я не дал ему времени приняться за старое.

- Ты спланировал убить Томми Хойлейка? Никакого ответа.

- Как? - спросил я.

Никакого ответа. Я снова шлепнул его по лицу, расстарался, как мог. Слабовато.

- Как?

- Карло… и Кэл… - еле выговорил он и опять умолк.

«Лошади на Пустоши, - соображал я. - Как найти Томми Хойлейка? Известно, что он на Лаки Линдсее. Карло знает каждую лошадь в конюшне, он наблюдал за всеми лошадьми каждый день и мог отличить Лаки по внешнему виду так же непогрешимо, как любой скаковой «жучок». А Кэл…» Я почувствовал, каково сейчас Энсо. Кэл со своим «ли-энфилдом».

- Где они? - спросил я.

- Я… не… знаю

- Тебе лучше бы найти их.

- Они… прячутся.

- Иди ищи их! - приказал я. - Давай, пошел. Найди их. Это твой единственный шанс. Единственный шанс Алессандро. Найди, пока они его не пристрелили… ты, тупица, ты сам его убиваешь.

Энсо, спотыкаясь, как слепой, обошел стол и двинулся к двери, все еще с пистолетом в руке. Он врезался в дверной косяк и закачался. Потряс головой, проскочил короткий коридор, вывалился через дверь во двор и прошагал на непослушных ногах к темно-красному «мерседесу». Мотор завелся только с третьей попытки. Машина описала фантастическую дугу, прорычала по дорожке и, взвизгнув шинами, свернула направо по Бари-роуд.

Грязный подонок, убийца… Я вышел вслед за ним из конторы, но свернул в манеж.

Бежать не мог. Эти его новые удары в плечо даже ходьбу превратили в испытание. Сумасшедший выродок, убийца, тупой… Двадцать минут, как Алессандро выехал на Лаки Линдсее… и все остальные тоже. Они наверняка доехали до Уотерхолла. Столпились в конце скаковой дорожки, разбиваются на группы. Начинают проездку.

Черт возьми, почему бы мне просто не отойти в сторонку: посидел бы и подождал, что там произойдет. Если Энсо убьет своего драгоценного сынка, поделом ему.

Я ускорил шаг, пересекая манеж. Через первые ворота к дальним конюшням. Через вторые ворота, пересек малый манеж. Вышел за ограду к Пустоши. Свернул налево.

Хоть бы он вернулся, подумал я про Ланкета. Он должен уже вернуться с прогулки, оседланный, взнузданный и готовый скакать. А вот и он, идет навстречу вдоль изгороди. Его вел в поводу самый незадачливый наездник, отосланный Этти, так как от него было мало толку в галопе.

- Помоги-ка мне стянуть шерстяную рубашку, - приказал я.

Он удивился, но ребята, натренированные моим отцом, никогда не спорили. Он помог мне снять рубашку. А что такого? Он же не Флоренс Найтингейл. Я велел ему также освободить мне руку из повязки. Никому не удалось бы скакать прилично с рукой на перевязи.

- Теперь подсади меня. Он и это сделал.

- О'кей, - сказал я. - Иди домой. Я приведу Ланкета позже.

- Да, сэр, - ответил он. И если бы я велел ему встать на голову, он ответил бы точно так же: «Да, сэр».

Я повернул Ланкета обратно по той дороге, которой он пришел. Пустил его рысью. Медленно. Слишком медленно. Перешел на легкий галоп, нарушив правила Пустоши. Чувствовал себя ужасно. Я рванул к Бари-Хилл, на дорогу, где нельзя было ездить еще две недели, и направил лошадь прямо к перекрестку Бари-роуд.

Мог бы и галопом, все равно уж… Я прошел галопом первые пять ферлонгов, а потом еще три по дорожке для верховых, не снижая скорости, и напугал парочку ранних пташек-автомобилистов, когда пересекал шоссе.

Слишком много лошадей на Уотер-Холл. Я не мог за полмили отличить нашу цепочку от других. Единственное, что я понял, - еще не поздно. Обычная утренняя сцена: порядок и спокойствие. Никаких объятых ужасом толп вокруг окровавленных тел.

Я все гнал Ланкета. Всего два дня назад он выдержал тяжелую скачку, и от него не следовало требовать так много. Он скакал быстро и с охотой, но я его уже чуть не загнал.