Переломленная судьба

Как-то ночью у Ван Чанчи вдруг закололо в груди. Он очнулся ото сна и вспомнил, что точно такие же ощущения испытывал тогда перед падением на стройке. Его словно ударило током, боль как пришла, так и ушла, но легкий отзвук остался. Он то и дело ворочался на койке, но сон к нему больше не шел. Тогда он поднялся и, опираясь на костыли, вышел в коридор. Каждый сделанный шаг причинял ему жуткую разрывающую боль, словно одна из мышц в паху вдруг стала короче. Но он, стиснув зубы, спустился на лифте на первый этаж и направился к выходу из больницы. От холодного порыва ветра все в его промежности сжалось, и ему полегчало, как от обезболивающего. Он поймал такси и поехал на их с Сяовэнь съемную квартиру. Осторожно открыв дверь, Ван Чанчи надеялся увидеть на кровати сладко спящую Сяовэнь, но к его ужасу кровать оказалась пуста — Сяовэнь дома не было. Он уселся на краю кровати, взял в руки подушку Сяовэнь и понюхал ее, от нее удушающе пахло духами. Ван Чанчи погасил лампу и остался сидеть в темноте, но, посидев так какое-то время, он решил, что может напугать Сяовэнь, когда та вернется, поэтому снова встал и зажег лампу.

Свет, падая на макушку Ван Чанчи, очертил на полу его тень. В его поле зрения попали шлепанцы у кровати, деревянный ящик в углу комнаты, стоявший в некотором отдалении сервант, зонт, обеденный стол и чайник на нем… Не отрывая взгляда, он смотрел на все это, пока предметы перед его глазами не стали терять свои реальные очертания и не превратились в сплошное пятно. Без фокусировки предметы расплылись. Не представляя, сколько времени он просидел в таком состоянии, но, по-видимому достаточно долго, Ван Чанчи заметил движущуюся в этой пелене маленькую точку. Тогда он сосредоточил на ней свой взгляд и увидел, что это таракан. Тот медленно заполз на чайник, сделал круг по его крышке и снова пополз вниз, пока не оказался на столе. Сделав круг по столу, он по его ножке спустился на пол. Так он полз-полз, пока не очутился у пальцев ноги Ван Чанчи. Похоже, он хотел испробовать новое пространство и в то же время колебался. Таракан замер и не двигался с места. Наконец он забрался на стопу Ван Чанчи. Тот чувствовал легкое щекотание, но тем не менее сидел как истукан, больше всего на свете боясь спугнуть насекомое, словно этой ночью таракан был его единственным другом. Таракан дополз до его лодыжки и остановился, точно раздумывая, стоит ли ему взбираться дальше. Ван Чанчи затаил дыхание и немигающим взглядом следил за тем, какое решение тот примет.

Вдруг раздался звук открывающейся двери, и Ван Чанчи вздрогнул. Сяовэнь замерла на пороге, от удивления широко раскрыв глаза. В руках она держала небольшой матерчатый сверток, судя по тому как она перебирала пальцами, там лежало что-то твердое. На ней был молочного цвета плащ и обмотанное вокруг шеи розовое кашне. Легкий макияж дополнял густой слой помады — настолько густой, что при ежедневном применении грозил расплющить ее полные губы. «Вернулась», — произнес Ван Чанчи. Промямлив что-то в ответ, Сяовэнь зашла внутрь, закрыла за собой дверь и переобулась в тапочки. Только тут Ван Чанчи заметил, что туфли, которые сняла Сяовэнь, были на высоком каблуке. За несколько дней, что они не виделись, ее стиль одежды стал полностью городским и даже считался модным.

— Ты снова ходила туда? — спросил Ваг Чанчи.

— И что с того?

С этими словами Сяовэнь вынула из матерчатого свертка пачку денег и бросила ее на кровать.

— Это я заработала за сегодняшний вечер, считай, твоя зарплата за полмесяца.

— И кто же проявил такую щедрость, причем за обычный массаж ног?

— Это называется чаевые. Если клиент остается доволен, он сам дает, иногда сотню, иногда две, а иногда десять юаней.

Сказав это, она открыла ящичек и, вынув оттуда еще одну пачку денег, тоже бросила ее на кровать.

— Это то, что я заработала за последнее время. Если все сложить, получится больше двух тысяч.

— То есть в среднем по двести юаней за вечер. Эти деньги достались тебе так же легко?

— Что ты имеешь в виду?

— Да ничего.

— Некоторые зарабатывают еще больше.

— Разве мы уже не получили компенсацию в размере двадцати тысяч?

— Ты боишься денег?

— Ты должна позаботиться о честном имени для ребенка.

— А будет ли у него честное имя без денег?

— Надо думать, грязные эти деньги или нет.

— То есть деньги, которые ты заработал на симуляции — чистые, а те, которые зарабатываю я в спа-салоне, — грязные?

— Неужели все это ты получила за обычный массаж?

— А за что же еще?

— А мне почем знать?

— Тогда и не клевещи на людей.

Хотя Сяовэнь ответила ему весьма категорично, Ван Чанчи заметил, как в ее глазах промелькнула нерешительность. И это убедило его в том, что она ему лжет. Однако он больше не стал мучить ее вопросами, потому как глаза ее налились слезами, а промелькнувшая в них нерешительность постепенно превратилась в обиду.

И хотя в этот момент ему не хотелось обнимать и успокаивать ее, он все-таки сделал это. Он просто представил, что обнимает ребенка, которого она носит в своем чреве.