Переписка двух Иванов (1935 — 1946). Книга 2

Не могу не говорить, — душа полна — уста глаголят: это не статья, нет: это откровение, это вскрывание, это художественно-критическая поэма: это огромной важности и огромного содержания этюд об искусстве, о душе народа, о душе писателя за народ свой... — это и мне наставление, да! — «Смо-три!!» И это молитва за Искусство. Вы учите, как надо приближаться к Нему. Ни-когда ничего подобного не читал. Уму-разуму учите ма-а-леньких... высокого роста. По властности, по лиризму, по цельности, по насыщенности... — никто, кроме Вас, и не смог бы, права не имел бы, дара не обрел бы... И не стыдно мне писать Вам все сие: ибо Вы — по праву пишете. А нам — слушать и принимать. Спасибо Вам, милый Учитель. За... правду и за... доверие ко мне. Дал бы Бог не постыдить Вас своим недостоинством. С нами Бог!

А пока — не капнуло 16-го. Что будет дальше?! Свистик, кажется, тоже свистнул и свиснул. Но еще не все знаю; прочитаем в тираже лошадином. [91]

На днях я получил прошение о содействии сведениями... от одного молодого будущего ученого из Кёнигсберга, от студиенреферендара Михаила Ашенбреннера, [92] который хочет писать диссертацию на ст<епень> доктора, изучает русский яз<ык> и берет темой по совету проф. Н. С. Арсеньева — мои произведения. Он родился в России, его отца расстреляли большевики, он с матерью добрался до Германии — давно, в 18–19 гг., трудами и лишениями добился бакалавреата, окончил Университет. Совет Арс<еньева> попал в точку: Ашенбреннер — пишет мне по-франц<узски> — «принял этот совет с тем большим удовольствием, что всегда восхищался моими книгами». Просит матерьялов, биограф<ических> сведений... Я позволил себе указать на Ваши труды о Шм<елеве>, на Ваши лекции, дал ему кое-что, что нашел — у меня в этом отнош<ении> ха-ос! — указал и на проф. Арт. Лютера, и еще советовал затребовать кое-что — биографию мою у Кандр<ейи>, которая благоговейно все собирает и хранит. Вы не откажете, если он обратится к Вам за указаниями?

И еще, вот что: в начале марта я послал Арт<уру> Лютеру «Богомолье», но не заказным, как и Вам. Вы получили, а он... до сих пор я не получил от него уведомления — письма, как обычно раньше... и боюсь теперь, дошла ли книга. Если будете ему писать — не откажите закинуть словечко, есть ли у него «Богом<олье>». А мне что-то стеснительно спросить, будто я хотел бы его слова — отзыва, благод<арственного> привета за книгу. Нет, я боюсь, как бы не почувствовал он себя обойденным вниманием. Письма я ему не посылал.

Надо бы отдохнуть, очень иссосан, а надо писать для Рожд<ественского> (Пасх<ального>) №. Да, IV очерк «Пут<ей> неб<есных>». А время осталось короткое, два-три дня. Одно утешение: про «Как я ходил к Толстому» я писал накануне вечера, в температуре, и — угодил! Да ка-ак! Самому странно: покатывались в зале, и Бунин гоготал, а его трудно тронуть... да еще он на эстраде сидел. После «Путей» напечатаю, нельзя раньше. Но это уже будет читаемое, не — «в исполнении артиста императорских театров». Иду на последних силах... у-стал.

На днях меня снимали в кабинете, а над «Москвой» — Вы, единственный. И я попросил, чтобы Вы были непременно взяты. Еще не видал, к<а>к вышло. Выйдет — пришлю Вам. Целуем, милые, родные обоих Вас. Поцелуйте Вашего Ангела-Хранителя Наталию Николаевну, с наступ<ающими> Святыми Днями. Возжигаем лампады (две у нас пока, а хочу бо-льше!). Все хочу старой обмоленой иконки Распятия, как у нас в передней висело, да-вно! Хотел бы вернуться в детство... ничего не понимать. М<ожет> б<ыть> и достигну... гаг’и...в (gagapp.), [93] не дай-то Бог! Обнимаю.

Ваш ныне и присно Ив. Шмелев.

240

И. С. Шмелев — И. А. Ильину <26.IV.1935>

26 апреля 1935.

Boulogne s/S

Христос Воскресе, милые, родные, со-бродяги, со-безродники — внешне! — Наталия Николаевна, Иван Александрыч!! и — Воистину Воскресе!!! Ах, как я устал, едва пишу. Вчера говели, удостоились, и я как начал с 7 утра, так и мотался-говел — до 11 ночи, закончив на 12 еван<гелий> у Преп. Сергия на Подворьи, а начав с О<льгой> А<лександровной> и Ивестионом с 7 у<тра> — в Аньере, у иером<онаха> Мефодия — Кульмана. Ныне — как паровая севрюжка — вилочкой не возьмешь. Зато очистился, и хочется дремать, спать, ни о чем не помышлять. А помышлять необходимо... Не браните за «Грехопадение», IV очерк «Пут<ей> неб<есных>». Писал целое воскрес<енье> 21, а 22-го переписал и свез. Куда я занесусь..? В основе — голый факт, а надо его облечь ризами. Трудное «дерево», срублю ли. Помните «Купчиху» Кустодиева? Мне ее прислал недавно Сергей Горный. Она — это как