Я пришел за ключом. Вот зачем я здесь. По крайней мере, так мне казалось. Но сейчас, стоя у окна и глядя на падающий снег, я уже не уверен. У меня нет плана. Надеяться не на что. Больше всего на свете мне хочется позабыть обо всем и вернуться домой пустым, как чистый лист. Хочу спать и не видеть сны. Я бы отдал что угодно, чтобы больше не быть собой. Женщина, что была здесь вчера, – помнит ли она обо мне?
В моей груди плотный узел. На языке – кислый вкус.
Хватаю пальто и шляпу. Не проходит и минуты, как я выбегаю на улицу. Холодный ветер бросает мне в лицо горсть колючего снега; я стискиваю зубы. Скорей бы добраться до ближайшего паба.
«Восемь колоколов» совсем рядом, но туда я пойти не могу. Не хочу, чтобы Эмметт Фармер видел меня в таком состоянии. В «Принцессу» тоже не хочется. Сворачиваю в Библиотечные ряды. На углу одиноко светит фонарь; кроме него, лишь закопченные витрины лавок и окна мастерских освещают улицу в сгущающихся сумерках. Где-то здесь, в лабиринте переплетных мастерских и книжных лавок, должна быть таверна. Но пройдя всю улицу до угла, где стоит лавка Фогатини, я так и не встречаю ни одной. Поворачиваю обратно. Отсюда недалеко до бара Королевского театра, где собираются проститутки. Меня это вполне устроит.
Я пускаюсь в обратный путь. Снегопад усиливается, а с ним и порывы ветра. В холодном свете уличного фонаря вижу прохожего; тот спешит, прижимая шляпу к голове, чтобы ее не сдуло ветром. Глаза прохожего в тени, но свет фонаря на мгновение освещает нижнюю часть его лица и сальные локоны, падающие на плечи.
Де Хэвиленд. Мы всего в паре кварталов от его мастерской, так что встрече с ним едва ли стоит удивляться, но все же, увидев его, я вздрагиваю и застываю на месте.
Мне не хочется заводить с ним разговор на улице; он легко может уйти. Спрятавшись в ближайшем проеме, я жду, пока он пройдет мимо.
Вслед за ним идут двое мужчин. Поравнявшись с фонарем, они незаметно сворачивают к краю тротуара, стараясь держаться в тени. Но я вдруг узнаю их – одного по росту, а другого по походке. Это Эйкр, советник моего отца, и его подручный – кажется, его зовут Райт. Шагнув на неосвещенную часть тротуара, Эйкр с помощником переглядываются. Несколько быстрых шагов, Райт нагоняет де Хэвиленда и сбивает с него шляпу. В тот же миг он заносит руку и делает это так быстро, что я не успеваю даже увидеть, есть ли у него в руках оружие. Де Хэвиленд падает, как подстреленная птица.
Я по-прежнему держусь в тени, вцепившись в стену, которая крошится и осыпается под моими пальцами. Почему я не окликнул де Хэвиленда?
Райт кладет дубинку за пазуху и оттаскивает обмякшее тело де Хэвиленда в узкий переулок. Эйкр наклоняется, поднимает шляпу переплетчика и скрывается в тени вслед за Райтом. Они проделывают все так быстро и слаженно, будто репетировали этот номер. Но их не приветствуют ни аплодисментами, ни смехом. Ветер стих, и я слышу лишь стук своего сердца.
Эйкр и Райт садятся на корточки рядом с лежащим ничком де Хэвилендом. Райт подносит что-то к его лицу. Ноги де Хэвиленда дергаются; его тело сотрясает судорога. Дрожь замедляется и утихает. Стопы переплетчика разваливаются в стороны. Он лежит неподвижно. Эйкр кладет в карман платок и бутыль с эфиром. Райт отпускает де Хэвиленда и разминает шею, довольно покряхтывая.
Я кашляю.
Эйкр оглядывается. В его взгляде сквозит усталость: какой-то дурак дал себя заметить; теперь придется разобраться и с ним, думает он. Но потом он узнает меня.
Если он и удивлен, то не показывает этого. Улыбка пробегает по его губам.
– Мистер Люциан, – здоровается он, – добрый вечер.
– Добрый вечер, Эйкр. – Мой голос звучит спокойно и уверенно. Я наклоняю голову, чтобы получше разглядеть лицо де Хэвиленда. Тот дышит. Если у него и остался синяк от удара, то на затылке. Переплетчик выглядит безмятежно спящим. Я смотрю на него и слышу голос отца:
Эйкр улыбается.
– Шли бы вы домой, сэр. Опасно гулять по темным подворотням с приходом ночи.
Мне хочется задать еще вопрос, но я решаю молчать. Боюсь услышать ответ. Смахнув сажу с рукава, медлю, подбирая нужные слова.
– А… остальное?
– Пожар в мастерской, – отвечает Райт. – Что может быть хуже – пожар там, где полно бумаги? Переплетчик оказывается в ловушке, никто не слышит, как он зовет на помощь. К счастью, другие рабочие в тот день решают пораньше разойтись по домам.