Переплет

– Да будет вам, Харриет, вы слишком суровы. – Мужчина по имени Джеймс делает примирительный жест ложкой и улыбается остальным собеседникам. – Она кажется моралисткой, но уверяю вас, лет шестьдесят назад она никого бы линчевать не стала.

– Но задумайтесь, – вступает первая дама, моя соседка, – какие тайны были известны де Хэвиленду…

Я встаю. Кое-кто из гостей смотрит на меня, но они тут же возвращаются к своим беседам. Им, кажется, все равно, что их услышат. Сплетни – общественное достояние. Подхожу к буфету и наливаю себе еще шампанского. Оно теплое. Рядом пристроилась юная девушка; она стоит и хлопает ресницами, и наконец я понимаю, что она ждет, пока я предложу ей закуски. Показывая на угощения, она произносит:

– Как романтично, правда? Вы и мисс Ормонд. Вы словно принц из сказки – выбрали ее, несмотря на то что она… Ее же сегодня здесь нет, верно? У Ормондов сегодня отдельный прием? Хотя вряд ли они могут позволить себе нечто подобное. Да, винограду, пожалуйста. И ложечку бланманже. Благодарю.

Я улыбаюсь ей. Она встряхивает светлыми кудряшками и уходит.

Откуда ни возьмись появляется мать. Наклонившись к самому моему уху, она шепчет:

– Рада, что тебе весело, дорогой. Ты самый привлекательный мужчина из всех присутствующих. И, кажется, ты очаровал леди Джервуд. Твой отец будет очень доволен.

От матери пахнет петрушкой. Отец, сидящий на другом конце столовой, ловит мой взгляд и поднимает бокал. Я киваю ему и выхожу в коридор, миновав группу мужчин с лоснящимися от жира лицами. Миную цветочные заросли в коридоре и собираюсь подняться наверх, но на лестнице, перегнувшись через перила, стоят две девчонки и хихикают. Моя рубашка взмокла от пота, в глаза словно песка насыпали. Хочется найти тень и слиться с ней.

Я иду дальше по коридору и открываю дверь в Голубую гостиную. Лампы зажжены, в камине горит огонь, но комната пуста. Нимфы взирают на меня с полотна над каминной полкой; их мокрые руки переливаются перламутром, глаза спокойны и безразличны. Гирлянды водяныхлилий увивают их, как похоронные венки. Я закрываю за собой дверь и впервые за вечер вздыхаю полной грудью.

Кто-то затушил сигарету в чернильнице. Окурок еще дымится. Подхожу к столу и тушу его, обрывая ниточку дыма. Кто-то листал гроссбух: тот открыт на записях прошлого месяца, да и письма клерка перепутаны.

– Прошу прощения. Боюсь, я очень любопытен. Да и письма лежали на виду.

У окна стоит мужчина. Он отвешивает небольшой поклон. Я слегка теряю равновесие, качнувшись на пятках, но радуюсь, что не вздрогнул; выпитое шампанское притупило реакцию.

– Ты, должно быть, сын Пьера, – произносит незнакомец. – Люциан, верно? Я лорд Лэтворти, мы с твоим отцом… Скажем так, у нас общие интересы. Рад знакомству.

– И я рад, – отвечаю я и складываю письма аккуратной стопкой. Лорд Лэтворти ни капли не смущен и, видимо, даже не собирается смущаться, сколько бы я ни ждал.

– Я тебя испугал? Прости. – Он так снисходительно говорит со мной, будто это я забрался в его комнату, а не наоборот. Он делает шаг вперед и пристально смотрит на меня. Никак не пойму, улыбается он или нет. У него темная борода и прямые брови. Он среднего возраста, моложе отца. – Люциан Дарне. Как же я рад нашей встрече. Очной встрече, я имею в виду.

– Благодарю.

– Несомненно, все это, – он указывает на дверь, по всей видимости, подразумевая весь дом, гостей, свадьбу и целый мир, – порядком действует тебе на нервы? – Он смотрит на меня с искренним любопытством. Впервые за сегодняшний вечер кто-то уделяет мне полноценное внимание. Последним, кто смотрел на меня так, был…

– Прошу, садись, – говорит лорд Лэтворти, и я отчего-то повинуюсь. Он разваливается в кресле напротив, откидывает голову и вздыхает. – Какой цирк, верно? Должно быть, нелегкое испытание для такого чувствительного юноши, как ты.

– А почему вы решили, что я чувствительный?

– И юноши, который не питает… особых романтических чувств к своей невесте.

– Я глубоко уважаю мисс Ормонд.

Он тихо усмехается.

– Нет нужды притворяться, Люциан. – Он кладет ногу на ногу и наклоняется ко мне. Сперва мне кажется, что его глаза выражают сочувствие, но потом я понимаю, что это не так. – Наверняка я не единственный, кто это заметил. Тебе, должно быть, очень одиноко.

– Не понимаю, на что вы намекаете.

– Правда? – Он по-прежнему неотрывно смотрит на меня. – Я просто… скажем так, я легко могу представить себя на твоем месте.

Я таращусь на него. Пульсирующая боль пронзает мои виски и исчезает так же быстро, как появилась.

– Прошу прощения, – бормочу я и встаю, опираясь о подлокотник кушетки. – Меня ждут гости отца.

Пытаюсь пройти мимо него к двери, но он быстро встает, и мы чуть не сталкиваемся нос к носу. Я не успеваю отреагировать. Он слишком близко. От него горько пахнет табаком и чем-то еще, резким, смолистым. Янтарем или деревом.

– Люциан, – мягко произносит он, – подожди.

– Что вам нужно?