Переплет

Я посмотрел ему в глаза и едва не вздрогнул: именно это лицо я видел в окно у Середит. Лицо, полное ненависти, будто ненависть – единственное чувство, на которое он был способен. На мгновение я словно перенесся туда и увидел высокие окна и безбрежное небо над болотами. У меня перехватило дыхание. Я мог бы рассказать ему, что мы уже виделись. Мне хотелось это сделать. Мне хотелось, чтобы призрак Середит преследовал его. Она помогла ему, а теперь ее нет, и он радуется. Скажу, и выражение его лица изменится с презрительного на испуганное. Я даже открыл рот, готовясь заговорить. Он должен знать обо всем. Но перед глазами возник образ Середит: она вцепилась в ключ на шее и не желала отдавать его никому. И как мне ни хотелось выложить ему в лицо все, я не смог. Я отвернулся.

– Я не шучу, – проговорил он. – Я бы убил тебя, не будь я таким трусом.

С тихим шипением в камине потух уголек. Огонь в газовой лампе, напротив, разгорелся ярче, и на секунду комната озарилась странным светом. Когда пламя снова выровнялось, все вокруг казалось мне нереальным, даже Люциан, сверливший меня злобным взглядом. Внезапно я понял, что очень устал.

– Не сомневаюсь, – ответил я. Что еще я мог сказать? Я взял сумку со столика, куда он ее поставил.

– Что ты делаешь?

– Ухожу.

– Ты не можешь уйти. Ты должен повидать отца. – Дарне вытянул руку, словно мог преградить мне путь. Он нетвердо стоял на ногах; расстегнутая манжета повисла, как грязное крыло.

Перед глазами заплясали темные тени.

– Передай ему, что я заболел, если хочешь.

– Он рассердится… – Люциан замолк. – Послушай. Ты должен подчиняться мне. Тебе платят за работу. Ты – слуга.

Кулаки у меня так и чесались ударить его, но в то же время хотелось застегнуть ему манжету, как ребенку.

– Можешь пожаловаться де Хэвиленду, – ответил я, обошел его и направился к двери.

– Стой. Погоди. Вернись сейчас же!

У двери я остановился. Дарне протянул руку, чтобы коснуться моего плеча, но на этот раз я это предвидел и резко развернулся, сбросив ее. Он зашатался и расплескал бренди; брызги запачкали кроваво-красные обои.

– Прошу, – его глаза сверкали лихорадочным блеском, но взгляд был твердым, несмотря на опьянение.

– Я ухожу. Прости, Люциан.

Он заморгал.

– Что?

– Я просто сказал… неважно. Прощай.

Я начал открывать дверь, но Люциан метнулся вперед и с грохотом захлопнул ее.

– Я же сказал – стой, – выпалил он. Его щеки раскраснелись, от него сильно пахло алкоголем, но говорил он очень четко, прищурив глаза. – Ты назвал меня Люцианом! Кем ты себя возомнил? Моим другом?

– Нет, разумеется, нет.

– Очень на это надеюсь! Ты должен знать свое место. Ты подельник отца, забыл? Ты – ничто. – Он вытянулся в полный рост. – Как ты смеешь так говорить со мной? Стоит мне пожаловаться де Хэвиленду…

– Жалуйся. Мне все равно.

– …он тебя на улицу выкинет! Мой отец об этом позаботится. Ты высокомерный… наглый… – Он замолк, запыхавшись. – Чтобы такой мальчишка, как ты…

Я как можно тише произнес:

– Но ведь тебя так зовут, верно? Люциан – всего лишь имя.

– Ты мне не ровня, Фармер! Или прикажешь называть тебя… – Он запнулся, словно на мгновение удивившись тому, что не знает моего имени.

– Если хочешь, можешь называть меня Эмметтом, – спокойно проговорил я. – По правде, мне плевать, как ты будешь меня называть. И ты прав: мы не ровня. Ты считаешь себя лучше меня, но если бы ты знал… – Я замолк. Что-то странное отобразилось на его лице.

– Эмметт, – повторил он, – Эмметт Фармер. – Он нахмурился, разглядывая меня, будто пытался что-то вспомнить.

Мое сердце остановилось.

Он подошел к стоявшему на столе сундуку с книгами, склонился над ним, достал одну книгу, потом другую и отложил в сторону. Теперь он двигался медленно, словно спешить ему было некуда. Наконец он достал книгу, которую я уже видел раньше: кожаный переплет кремово-белого цвета с инкрустацией в виде темных пятнышек с красно-золотыми краями. Казалось, будто пепел просыпался на светлую обложку и прожег ее насквозь. Книга выглядела хрупкой, и мне казалось, что я чувствую прикосновение пальцев Люциана к телячьей коже.

– Эмметт Фармер, – проговорил он с холодным любопытством в голосе. – Так и знал, что где-то видел твое имя. – Он повертел книгу в руках. Его пальцы скользили по светлой коже. Потом он развернул книгу ко мне корешком.

Я остолбенел. Он же пригвоздил меня неподвижным взглядом, ожидая моей реакции.

В глубине души я всегда знал. Та часть меня, что изнывала от пустоты и горя, за день до приезда де Хэвиленда пыталась отыскать эту книгу – мою книгу. Не Люциана я тогда искал, а себя.

Переплетная лихорадка. Ночные кошмары, болезнь. Де Хэвиленд называл эту болезнь «лихорадкой переплетенного». Мне вдруг стало ясно, почему. Я заболел, потому что сам был переплетчиком. И когда Середит взялась переплетать меня, у нее ничего не вышло – точнее, вышло, но не до конца, вот почему я чуть не сошел с ума. Вот почему я до сих пор чувствовал себя так, а прикосновение пальцев Люциана к корешку заставляло меня вздрогнуть.

– Отдай ее мне. – Мне по-прежнему было трудно дышать.