Переплетения

Что-то не давало ему покоя в разложенных на столе предметах. Казалось, он не всех расставил. Добавил еще брата в образе мисочки для скрепок, но брат находился сбоку и не имел, пожалуй, никакого значения. Смерть, подумал Шацкий, поищи-ка смерть. Найди кого-нибудь, по ком мог бы оставаться траур. Дедушки с бабушками? Эти не очень подходят, все скончались пожилыми и вовремя со всеми попрощались. Может, какие-нибудь родственники? У матери Шацкого сестра жила во Вроцлаве, но тетка пребывала в добром здравии. У отца был младший брат, живший где-то на Жолибоже[43]. Момент… Шацкий вспомнил, что у отца имелся еще и младший брат, умерший в возрасте двух лет. Сколько тогда было его отцу? Четыре или пять. Он вынул из кармана пачку сигарет, с минуту подумал и поставил ее рядом с отцом, почти напротив. Что любопытно, умерший дядюшка глядел прямо на него. Шацкому стало не по себе. Он всегда думал, что два имени получил в память о дедушках: Теодор – по отцу отца, Виктор – по отцу матери. А теперь вспомнил, что умершего брата отца тоже звали Виктором. Странно… Выходит, отец назвал его именами своего отца и умершего брата? Может, поэтому их отношения такие запутанные – были и остаются? А почему чертов умерший дядя на него пялится? Не влечет ли это каких-нибудь последствий для него? Или для его дочки? Хеля тоже смотрела в сторону дядюшки. Шацкий выпил глоток воды – внезапно у него ужасно пересохло во рту.

– Привет, если хочешь, можем скинуться на кубики для тебя! – в дверях торчала голова прокурора Ежи Биньчика. Оба года их знакомства Биньчик представлял для Шацкого загадку. Как можно быть таким лентяем и карьеристом одновременно? – удивлялся он всякий раз, видя Биньчика, его округлый помятый пиджак и галстук из таинственного китайского материала. Разве можно изготовить настолько тонкий ПХВ[44], чтобы удалось завязать его в узел?

– Наверное, зимой у вас холодно? – произнес Шацкий с сочувствием.

– Почему? – Биньчик наморщил лоб.

– Потому что если оставлять двери нараспашку, будет дуть как холера.

Биньчик побагровел. В бешенстве он просунул руку внутрь и изо всей силы постучал в дверь комнаты Шацкого.

– Так лучше? Я воспитывался на Хожей[45], так что прости.

– Дааа? Так у вас в Новом Дворе тоже есть Хожая? – Шацкому захотелось над ним поиздеваться.

Биньчик закатил глаза.

– Я слышал, ты работаешь с нами над товаром с Центрального.

– Возможно, с понедельника.

– Супер. Так, может, ты на этой неделе посмотришь дело и найдешь эксперта, чтобы оценить рыночную стоимость наркотиков, да напишешь постановление о проведении экспертизы?

– На этой неделе понедельник уже был. Я говорю о будущем понедельнике.

– Будь человеком, Тео. Мы завалены работой, не справляемся, скоро заканчивается срок ареста, надзор давит.

Вот что тебя беспокоит, подумал Шацкий. Боишься, что не ты блеснешь на Краковском и что тебя запомнят не как способного молодого человека, который может пригодиться в окружной прокуратуре, а как того, кто не умеет закончить следствие в срок. Что ж, вероятно, придется пару раз остаться на работе до семнадцати. Переживешь, парень. Твой напарник тоже. Долбаные лентяи, а потом еще громче всех удивляются, что прокуратуру ругают в прессе.

– Не получится, прости. Может, и на следующей неделе не выйдет, – предупредил он.

– Ты с этим не шути, – у Биньчика было лицо избалованного ребенка. – Ведьма тебя, наверное, уведомила.

– Она упомянула, что существует такая возможность.

– Разве я тебе не говорил, что работать с тобой – кошмар?

– Не огорчайся. Меня должны перевести. И у тебя будет спокойная жизнь.

– Да, а куда? – Биньчик явно оживился.

– На Краковское, в надзор. Говорят, им нужен кто-нибудь проконтролировать следствия в Варшаве-Центральной. А то у нас результаты все хуже и хуже.

Биньчик молча выставил средний палец[46] и вышел. Шацкий ответил таким же жестом, но когда за Биньчиком закрылась дверь. Он взглянул на стоявшие на столе предметы, вытащил себя, то есть скоросшиватель, и положил его на подоконник.

– Время перемен, – сказал он вслух, продырявил сшивателем визитную карточку Гжельки и набрал ее номер. Она узнала его сразу, договорились на семнадцать часов в кафе Cava на углу Нового Света и улицы Фоксаль. Доставая акты разбойного нападения, Шацкий продолжал слышать ее низкий голос, говоривший о том, какая это милая неожиданность. И даже когда увидел приклеенную к первой странице карточку с надписью: «Сводка расходов – не забудь!», не перестал улыбаться.

5

В теории всегда все лучше. Например, пригласить девушку на кофе. Все так делают, разве нет? Однако Шацкий почувствовал себя человеком, у которого во время путешествия по бескрайней степи Казахстана внезапно разболелся зуб и который знает, что единственное спасение – визит к местному дантисту. Он слегка дрожал, хотя было не так уж холодно, в левом ухе у него шумело, ладони похолодели и стали влажными. Он был словно паяц в своем костюме и плаще, в то время как у всех вокруг – максимум ветровки, наброшенные на ти-шорты.