Они поговорили еще с минутку о судебно-прокурорских процедурах. Шацкий был удивлен, что девушку это интересует. Для него это было тяжкое бюрократическое бремя, без пользы отнимавшее время. Хотя каждый прокурор должен иметь ассистента, занимающегося подобным вздором.
– А вы читаете детективы? – спросила она невзначай после того, как они заказали еще по рюмке вина и попросили пепельницу. Оказалось, девушка курит, и Шацкого обрадовало, что у него остались еще две сигареты.
Читает, а как же… Их вкусы частично расходились – он любил крутого Лихейна и Чендлера, она – играющих в условности Леона и Камиллери. Но в том, что касается книг Рэнкина и Манкелля, их взгляды полностью совпадали. Следующие полчаса они рассказывали друг другу приключения инспектора Ребуса[48]
. Когда прокурор взглянул на часы, мысленно отругав себя за это, было почти семь. Она заметила его жест.– Не знаю, как вам, а мне пора бежать, – сказала она.
Он кивнул. Задумался над тем, кто должен предложить перейти на ты. С одной стороны, она – женщина, с другой – он лет на десять старше. Глупая ситуация. Может, при следующей встрече само получится? Он полез в карман пиджака за визиткой, нацарапал на ней номер мобильника и передал ее девушке.
– Пожалуйста, не стесняйтесь и звоните, если у вас будут вопросы.
Она улыбнулась шельмовской улыбкой.
– Даже вечерами?
– Когда у вас будут вопросы, – повторил он с нажимом, думая одновременно о выключенном мобильнике и о том, что Вероника уже записала новости.
– Собственно, у меня есть один, приватный.
Он ободрил ее движением головы.
– Почему у вас такие белые волосы? – спросила она.
Да, это был приватный вопрос. Мог ли он сказать ей правду? О том, как Хеля получила заражение крови в три годика. Как она лежала еле живая в больнице на Некланьской: ее бледное до прозрачности, худенькое тельце было подключено к капельнице. Как они с Вероникой плакали в коридоре, прижавшись друг к другу, без сна и еды, в ожидании вердикта. Как ни один врач не обещал выздоровления. Как они долгими часами горячо молились, хотя оба были неверующими. Как он заснул против воли и проснулся, пораженный мыслью, что проспал момент смерти дочери и не попрощался с ней. Чуть живой он вбежал в зал, где лежала малышка. Она жила. Было семь утра, декабрь, за окном – черная ночь. Он посмотрел на свое отражение в зеркале и тихо вскрикнул: за одну ночь его волосы стали совершенно белыми.
– Гены, – соврал он. – Я поседел уже в лицее. Меня утешает то, что лучше быть седым, чем лысым. А вам нравится?
Она рассмеялась.
– Гм. Секси. Может, очень секси. До свиданья, пан прокурор!
У тебя три новых голосовых сообщения: «Привет, позвони мне». – «Какой смысл в мобильнике, если ты его отключаешь или не носишь с собой? Позвони, когда получишь сообщение». – «Привет, угадай, кто говорит. Если жив, купи по дороге булку и сигареты для меня, я забыла. Если нет, навести меня во сне и скажи, где лежит твой страховой полис».
Шацкий прослушал сообщения и засмеялся. В такие минуты он вспоминал, почему полюбил девушку, которая, единственная на свете, могла взглянуть на него с сочувствием, когда он изображал обезьяну на занятиях. Боже, сколько лет прошло! Десять после свадьбы, а вместе со знакомством? Четырнадцать. Больше, чем треть жизни. Почти половина. Даже не верится. В последнюю минуту перед закрытием, около девяти, он успел зайти в магазин за булкой и сигаретами. Продавщица – та же, что и десять лет назад, – улыбнулась ему. Странно, они ни разу не сказали друг другу ни слова, кроме тех, что обычно произносятся во время покупок. С минуту он чувствовал желание заговорить – столько лет пересекаться, но заплатил молча и вышел. Дома он попал в самое пекло.
– Папа, папа, почему мне нельзя сделать день рождения в «Макдоналдсе»?
– А ты почему не спишь? – спросил он, не теряя выдержки.
– Потому что мама так сказала.
– Серьезно?
В большой комнате скрипнуло кресло.
– Это отродье врет, как и ты! – крикнула Вероника из глубины квартиры.
Шацкий посмотрел на дочь, стоявшую в прихожей с ангельским выражением на лице.
– Я никогда не вру, – прошептал он.
– Я тоже, – прошептала в ответ Хеля.
Вероника подошла к ним и беспомощно поглядела на девочку с каштановыми волосами.
– Сделай что-нибудь, в конце концов, ты ее отец. Скажи, чтобы почистила зубы, легла спать, и что дня рождения в «Макдоналдсе» у нее не будет. Только через мой труп.
– Все празднуют в «Макдоналдсе», – объяснила Хеля.
– Меня не интересуют все, – буркнула Вероника. – Вы меня тоже не интересуете. Где ты был столько времени? – спросила она Шацкого, приветствуя его поцелуем в нос. – Пил? – добавила она, нахмурив брови.
– Мне нужно было встретиться с Олегом, а пил я чай и яблочный сок, – гладко соврал он. Сам страдал прокурорским бзиком: ему казалось, что все вокруг врут, и он пытался угадать, в какой момент. Однако знал, что нормальные люди, пока не скажешь прямо, что их обманывают, или не ляпнешь какую-нибудь чудовищную нелепость, все принимают за чистую монету.
– Нужно было пригласить их к нам, мы давно не виделись. Интересно, что у Наташи.