Переплетения

Вложил монету и забрал тележку, с трудом вытащив ее из ряда. Поблизости стоял потный толстяк и смотрел на него с ненавистью. Шацкий понял, что тот нацелился на ту же тележку. И теперь – хоть было десять рядов, где никто не стоял, – решил, что совершено покушение на ЕГО тележку, разрушен ЕГО хитрый план.

– Не нужно зевать, – злорадно бросил Шацкий и вошел в супермаркет. У него был список покупок. Он всегда прочитывал его несколько раз, чтобы разработать оптимальный маршрут и не тратить время на хаотичную беготню между отделами. Каждую выполненную позицию он вычеркивал, следя, чтобы не купить чего-то ненужного. Был в хлебном, когда услышал, что «владельца автомобиля марки „ситроен" с регистрационным номером WH 25058 просят срочно подойти к машине».

Оставив тележку, Шацкий взял Хельку за руку и побежал на паркинг, уверенный, что его любимый лимончик охвачен пламенем, потому как взорвался баллончик вечно неисправной газовой системы.

Оказывается, он поставил машину на место для инвалидов.

На капот опирался маленький худой человечек в слишком просторной для него черной куртке с надписью Securitas[75]. Жаль, что не Securitate[76]. Доморощенные фашисты. Шацкий считал, что ношение любых мундиров частными лицами следовало запретить.

– Пан позволит мне обойтись без комментариев? – процедил морпех.

– Позволю, курва, позволю, – согласился Шацкий, несмотря на присутствие дочери.

Он переставил машину и вернулся в магазин, где его тележки уже не было. Видимо, это была месть толстяка.

Шацкий швырял в новую телегу очередные богатства, стараясь избегать назойливых хостес с их жареными кусочками пирога на электрогриле, и думал о том, что общий знаменатель для жителей Варшавы – не место проживания, работы или рождения, а более-менее хорошо скрываемая агрессия. Не ненависть, которую, даже самую абсурдную, можно обосновать существованием объекта. Простые поляки ненавидят геев, но если, к счастью, ты гетеросексуален, в компании людей Гертыха можешь чувствовать себя в относительной безопасности. Геи ненавидят Леха Качиньского, но покуда ты – не Лех Качиньский, проблема остается чисто академической. Зато агрессия обращена против всех.

Большинство дел, которыми занимался прокурор Шацкий, было как раз следствием бессмысленной агрессии. Злости, которая в определенный момент материализовалась в форме нападения, изнасилования, убийства, побоев. Отчего она возникала? От разочарования, что жизнь тяжелая, скучная и не приносящая удовлетворения? От страха, что завтра может стать хуже? От зависти, что другим живется немного лучше? Он часто задумывался, но был не в состоянии дать убедительный ответ на вопрос, откуда берется польское бешенство.

Покупки отняли два часа времени, он был еле жив от усталости. Казалось, если бы не тележка, он свалился бы на землю. Было стыдно выглядеть, как все эти зомби, с усилием толкающие свои сыры, мыло, мясо, ароматы для унитаза и книжки Дэна Брауна. Как бы ему хотелось отличаться от них, чувствовать себя исключительным, утратить, забыть, изменить, полюбить.

В заключение Шацкий решил купить себе два разных мороженых, которые еще не пробовал: манго и «Сникерс» (как один шарик может стоить два с половиной злотых, ведь это почти доллар!). Оба оказались мерзкими, и он жалел, что не взял любимые лимонное и клубничное.

Он поменялся с Хелей, которая, к счастью, выбрала клубничное, и подумал, что хорошо иметь детей.

2

Он смотрел на Теодора Шацкого, стоявшего сбоку и внимательно наблюдавшего за участниками похорон. Красивый мужчина, но он в его возрасте выглядел лучше. Потому что у него были деньги. А деньги дают ощущение свободы и уверенность в себе, обладают силой, которая не может возникнуть из красоты или прекрасного характера.

Как и прокурор, он не пошел в часовню – вернее, в предпохоронный зал кладбища на Воле, чтобы попрощаться с Хенриком Теляком. Он хотел приглядеться к участникам похорон, прежде всего к Шацкому. Продвинулся на несколько шагов вдоль безобразной бетонной стены, чтобы лучше его видеть. Был ли это противник, которого следовало опасаться, или очередной чинуша, слишком слабый, чтобы замахнуться на работу советником или в адвокатуре?

Слабым он не выглядел. Был напряжен как струна и удивительно хорошо одет для бюджетного работника. Черный классический костюм сидел на нем как влитой. Либо его владелец идеально вписался в ассортимент. Он искренне в этом сомневался, на одежде прокурора наверняка были этикетки Волчанки и Интермоды, а не Bossa или Zegny. Но еще не родился покупатель, который бы подошел к фасону польских фирм – чтобы это понять, стоило взглянуть на польских политиков второй лиги на телевидении. К тому же Шацкий был достаточно высокого роста, на глаз – метр восемьдесят пять, и очень худ. Таким трудно даже подобрать джинсы соответствующего размера, что говорить о костюме из родимого ассортимента, предназначенного, прежде всего, для маленьких толстячков. Себе он шил костюмы по мерке в Берлине, там у него был портной, знакомый с восьмидесятых годов.