Первая же капля моей крови, сорвавшаяся с раненной конечности, упала прямо на выдолбленную в полу линию. Крови накапало мало, лоза не дала бы мне умереть от кровопотери, но и этих крох хватило, чтобы быстро пробежать по линиям пентаграммы, окрашивая их в красный цвет. Ветер все усиливался, и я уже даже не слышал себя, но как только прозвучало последнее слово заклинания, все звуки внезапно и очень резко стихли. Тишина была настолько звенящей, что на мгновение мне показалось, что я оглох. И тут вспыхнул яркий свет, и я зажмурился, а когда открыл глаза, то от неожиданности вскочил на ноги, потому что полутемной комнаты не было. Я стоял в абсолютно пустом помещении, в окружении белого света. Этот свет шел отовсюду, не давая понять, где пол, где потолок, и есть ли они вообще.
— Привет, — я подпрыгнул от неожиданности, когда у меня за спиной прозвучал звонкий голос. Повернувшись, я замер, разглядывая девочку лет десяти-двенадцати, в белом платье. Она была очень хорошенькая, с огромными темными глазами. Ее иссиня черные волосы были распущены и спускались почти до пояса, а на лицо им не давала падать красная шелковая лента, повязанная в виде ободка. — Ты такой забавный.
— Кто ты? — я приложил все силы, чтобы мой голос не дрожал.
— Ты меня боишься, — девочка скорчила гримаску. — Почему?
— Встретить толпу гопников, желающих развлечься — это ерунда, но вот если бы та же толпа гопников встретила маленькую девочку в белом платьице на кладбище… или вот здесь… думаю, мы бы дышать нормально не смогли, так они бы обрадовались подобной встрече, — я нервно хмыкнул. — Кто ты? И что ты здесь делаешь?
— Меня называют по-разному, но твои предки и вообще Темные маги вашего мира дали мне удивительное имя, — Прекраснейшая.
Я икнул, во все глаза глядя на это красивое дитя. И вот это — Прекраснейшая?
— Я думал, что ты старше, — не удержавшись, проговорил я. Девочка рассмеялась серебристым смехом.
— Старше? Старше чего? Нет, ты все-таки смешной.
— Это ты мне помогла тогда… — я не стал уточнять когда, но этого и не требовалось. Девочка перестала смеяться и отрицательно покачала головой.
— Нет, я не могла бы тебе помочь, но на твои мольбы отозвалась та, которая действительно старше всего сущего, та, которая была всегда, задолго до того, как зажегся свет, и появилась Жизнь. Тебя коснулась сама Тьма.
Я плохо знаю свою религию. Я знаю только то, что Прекраснейшая — это Смерть. И я совсем не понимаю различия между нею и Тьмой. Она словно прочитала мои суматошные мысли, хотя, почему словно? Скорее всего, и прочитала, потому что, печально улыбнувшись, ответила на мой невысказанный вопрос.
— Сначала была Тьма. Потом появилось все остальное. Пойми, Деймос, Тьма — это не зло, это начало всех начал. И то, что ты смог привлечь ее внимание, то, что она благоволит тебе, то, что она коснулась тебя, делает тебя особенным.
— Я не чувствую в себе никакой особенности.
— Ты опять ничего не понял, — она покачала головой. — Ты не избран для чего-то, ты не лучше, чем все остальные, но ты особенный. Однажды, когда тебе это будет очень нужно, нужно настолько, что тебе будет казаться, что от этого зависит твоя жизнь и даже сущность, ты снова можешь воззвать, и тебе ответят. Вот в чем твоя особенность. Даже среди Фолтов подобных тебе было немного. Эдуард тоже отмечен Тьмой, — она снова улыбнулась.
— И что же я такого должен захотеть? — я потер лоб.
— Что угодно, это невозможно предугадать. Может, ты однажды до потери сущности, захочешь мороженого, — Прекраснейшая засмеялась.
— Почему ты цепляешься за нас, заставляешь учиться, отпускаешь лучших из нас в виде призраков или даешь оживить недоделанных оборотней?
— Боги живут, пока в них верят.
— Трудно не верить в Смерть.
— Это верно, но мне очень нравится быть такой, какой вы меня представляли и продолжаете представлять себе. Я не хочу снова стать безобразной старухой с отвратительной косой. Я хочу оставаться Прекраснейшей, пусть даже для своих последних адептов, — она наклонила голову и к чему-то прислушалась. — Тебе пора.
— Но… я еще не все… — ярко-белая комната пропала, и я повалился на пол, в центре пентаграммы, на лучах которой сами собой гасли свечи — одна за другой.
— Ты как? — Эд дождался, когда погаснет последняя свеча и рванул ко мне, поднимая с холодного пола. Я поднес руку к лицу, так и есть, из носа хлестала кровь. А еще я чувствовал чудовищную слабость, и жутко хотелось есть.
— Есть хочу, и слабость такая, просто до звездочек в глазах. Что со мной? — слабо спросил я, наваливаясь на Эдуарда все сильнее.
— Это называется истощение магического ядра.
— Как это возможно? — я недоверчиво посмотрел на него. — У Темных же ядро практически неисчерпаемо.
— Любой колодец можно вычерпать до дна. Переход за Грань — это… К счастью, тебе нужно будет для восстановления плотно поесть и лечь спать. К утру будешь как огурчик.
— Ты не хочешь знать, что там было?
— Нет, и на будущее, спрашивать об этом у Темного — неприлично. Это почти такая же интимная тема, как секс.
— Ничего себе, — у меня от слабости язык едва ворочался во рту.