Перерыв на жизнь (СЛР, 18+) :: Дамский Клуб LADY

слуха доносится лишь звук работающего телевизора. Медленно расстегивает куртку, жестом отправляя Иванова прочь. Ему

нужна Рада. Видеть ее.

Когда его высокая фигура вырастает около дивана, Дружинина вздрагивает, дергает проводки наушников и переводит на

него взгляд. Сама не шевелится, сидит в скованной позе, вцепившись в края дивана и чуть ссутулившись. А глаза ясные,

живые, в них ни капли хмеля, ни тени безумия. Они ждут, глаза. Рада ждет. Его реакции, первых слов. Самые важные —

первые слова, то, что он скажет, как начнет разговор. А Гера молча поворачивается и уходит. Его безразличие срывает

клапан на сосуде, в который она с таким трудом упрятала свои бушующие эмоции. Не в силах в одиночку справиться с этим

всплеском, Рада бросается за Гергердтом.

— Ты мне все время говорил, что у тебя дела... — с придыханием начинает она.

Артём поднимает тяжелый взгляд, впрочем, не собираясь отвечать на эти взрывные реплики. Стягивает куртку с

несвойственной ему напряженной медлительностью. Обходит большой стол и кажется ему, что если Рада остановится чуть

ближе, то услышит, как скрипят его зубы, и грохочет сердце. Почувствует, как горит его тело. Он держится в стороне,

стараясь не подходить к ней, чтобы не прочитала она в его глазах, не узнала, что делал он этой ночью с тем уродом. Гера

уходит от нее, чтобы смыть с себя запах крови, которым весь как будто пропитался.

— Это такие у тебя «дела», да?! Мозги из кого-то вышибать?! — срывая горло, кричит вслед.

Чего угодно ждала. Что успокоить попытается или, может быть, наорет, но точно не того, что равнодушно повернется к ней

спиной. Не вот так — спиной!

Лучше бы орал, только не такое убийственно холодное безразличие…

Гергердт срывает с себя одежду и встает под горячую воду, не чувствуя температуры.

Последние несколько часов его пожирал страх за Раду. Не представляет, что бы с ней стало, узнай она своего насильника.

Ужасно и разрушительно было осознание, что по его вине у нее случился очередной флешбэк. По его вине она снова

посмотрела в лицо своему страху! По его вине у нее снова пустые и бездумные глаза! Но не узнала она, слава богу, не

поняла, что произошло… Пусть лучше его считает конченным подонком, только не вспоминает того урода. Она не должна

была его видеть. Не должна! Но по закону подлости или мистическому совпадению случилось то, что случилось. Виновники

несостыковки, которая привела к такому исходу, уже наказаны. В ушах до сих пор звучат слова того ублюдка. Гера теперь

знает подробности, которых Рада не помнит. И упаси ее боже, или кто-нибудь еще, чтобы она вспомнила! Он теперь знает:

они думали, что она умерла. Они выбросили ее на окраине города — умирать!

Отяжелевшими руками Артём умывает лицо. Веки горят, в глазах будто песок насыпан. Мозг вот-вот взорвется и оплывет по

стенкам черепной коробки. Гера упирается ладонями в холодную стену, без движения, без лишнего вздоха переживая свой

личный апокалипсис. Армагеддон внутри. Шторм по самой высшей шкале. И никак ему пока не удается выбраться из ловушки,

в которую сам себя загнал. Подходил к ней ближе, поначалу испытывая лишь извращенное желание увидеть кровь на своих

руках, а сегодня зашел внутрь и лязгнул замками, упиваясь уродливой красотой состоявшейся мести и силой своей ярости.

Дошел до пика. Угодил себе по полной. Теперь нутро рвет на куски. От слов, что услышал от насильника, от всей грязи, что

протащил через себя, узнав об этих подробностях.

Что бы ни делал, какие неблаговидные и страшные поступки ни совершал в прошлом, никогда он не пропускал это через себя,

никогда не поддавался жарким чувствам. Никого и ничего не пускал в свое сердце — резал воздух на расстоянии вытянутой

руки, упрямо и цинично храня свои истины. Ничем не дорожил, ничему не придавал значения. Избавлялся от всего так же

легко, как приобретал, не считая своих потерь. Не грустил — до боли, не радовался — до восторга. Не кричал в голос, хотя

всегда знал, что задушенный внутри крик все равно когда-нибудь найдет выход. Сейчас переполнен. Забит по самую глотку.

Еле втягивает в себя воздух, потому и скрывается в ванной на первом этаже, чтобы уйти от всего. Запирается в четырех

стенах, судорожно желая на какое-то время оглохнуть и ослепнуть — не видеть Ее глаз, из которых вот-вот польются слезы,

не слышать срывающегося, полного отчаяния голоса. У него нет сил, чтобы ее успокоить. А найдутся ли? Найдутся ли силы?

Их нет, чтобы помыться. Устал. Смертельно устал.

Неожиданно внутренний жар сменяется ледяным ознобом, Гергердт вырывается из тревожного бреда и, словно

освободившись от невидимых пут, начинает жадно дышать, заодно сглатывая воду. Его охватывает зловещее спокойствие,

лихорадочные мысли отпускают, и сердце, до этого тяжело колотящееся в груди, пропускает удары, бьется ровнее,

ровнее…

На миг чудится, что все это не с ним происходит. Удивительно, как только смог поддаться такой слабости. И все эти мысли не