Пересборка социального. Введение в акторно-сетевую теорию

Я просто пытаюсь показать, как можно совершенно изменить границы между социологией и психологией. Для этого существует только один способ: заставить каждую единичную сущность, обитающую в бывшем «внутри», приходить извне не как негативное принуждение, «ограничивающее субъективность», а как позитивное предложение (offer) субъективации[306]. Как только мы это сделаем, прежний актор, член, агент, личность, индивид,—как бы его ни называли,—примет все тот же звездообразный вид, который мы наблюдали раньше, выравнивая глобальное и заново распределяя локальное. Его или побуждают быть индивидуальностью-субъектом, или побуждают быть родовым не-существом многочисленные другие силы. Каждая компетенция, глубоко погруженная в безмолвие вашего внутреннего мира, сначала должна прийти извне, чтобы потом медленно в нем осесть и расположиться в благоустроенном подвале, двери которого затем тщательно опечатают

[307]. Ничто из всего этого не является данностью. Внутренние миры устроены так же сложно, как камера Гора в центре пирамиды Хеопса. Старинный девиз эмпиристов — nihil est in intellectu, quod поп sit prius in sensu[308]—не так уж бьет мимо цели, хотя его смысл (нет ничего внутри, что не пришло бы извне) чуть-чуть другой. В субъекте нет ничего такого, что не было бы ему дано извне. В каком-то смысле разве не самая мощная интуиция социальных наук кроется в вопросе: «Не создают ли нас?». Разумеется, смысл этой хитроумной фразы полностью зависит от того, что понимать под маленьким невинным словечком «извне».

ОТ АКТОРОВ К ПОДСОЕДИНЕНИЯМ

Не отнесло ли меня от Харибды к Сцилле? Что значит сказать, что психоморфы приходят извне? Может быть, я так яростно боролся с дихотомией глобальное/локальное, что в итоге восстановил ее в старом обличье оппозиции «внутреннее/внешнее», залежавшегося реквизита дискуссии между психологией и социологией? Какой огромный шаг назад! Неужели я хочу вернуться во времена, когда акторов рассматривали как множество марионеток, которыми манипулируют вопреки их воле посредством множества невидимых угроз?[309]

Зачем было отказываться от глобальной структуры и взаимодействий лицом-к-лицу, если это означает погрузить глубинную субъективность личности в поле анонимных сил? Действие (acting) без акторов! Субъективность без субъектов! Назад в славные шестидесятые! Но что мы выигрываем? Что ж, именно здесь, возможно, и кроется выигрыш ACT. Сделав ландшафт плоским, мы очень изменили и само «извне»: оно уже не общество и не природа. Положив конец и неуловимой субъективности, и неподатливой структуре, мы получили, наконец, возможность разместить на первом плане массу других более тонких каналов, позволяющих нам стать индивидуальностью и

обрести внутренний мир[310].

Трудность отслеживания этих типов «субъектоносных» или психоморфных посредников в том, что поскольку они приходят «извне», то, видимо, переносят вместе с собой тот же тип ограничений, который воображают социологи социального со своим пониманием общества[311]. И, весьма вероятно, то, что они понимают под «внешним»,— принуждающая сила контекста или каузальная детерминация природы,— не оставляет плагинам ни малейшего шанса поместить внутрь актора что-то позитивное.

Большую часть этой работы приходится брать на себя структурным силам — давать индивидам или отбирать у них немногочисленные мелкие маргинальные корректирующие способности. У социологов в их фантастической теории действия был только один путь — они воображали, что ниточка в руке[312]кукловода может заставлять куклу действовать . Но у нас уже нет оснований пугаться этого странного представления об импорте внешней силы, так как мы обнаружили две последовательные ошибки в концепции социологии социального: одна — в понимании причинности, а вторая — в ее представлении о средстве передвижения, переносящем следствия. Отношения[313]между куклами и кукловодами гораздо интереснее . Кроме того, мы знаем, как восстановить ущерб, нанесенный этими двумя ошибками: нам известно, что посредники — не причины, и что без трансформаций и переводов никакое средство передвижения не может переносить следствие. Что-то происходит вдоль тех ниточек, которые позволяют марионеткам двигаться.

Возможно, безнадежное разделение труда между психологией и социологией начнет меняться, когда такое понимание «внешнего» исчезнет и будет заменено циркуляцией плагинов. Хотя ни один из плагинов не обладает детерминирующей силой, они просто могут позволять кому-то что-то делать. Мы сейчас готовы соединить обе точки и полностью обновить понятие «внешнего»: оно не находится в одном и том же месте, и его влияние длится благодаря совершенно другой теории действия. Внешнее — это не контекст, «сделанный из» социальных сил, и оно не детерминирует «внутреннего».