- Ты такая смешная, - он слегка дернул за мои куцые хвостики. Не знаю, кто решил, что с косичками девчонки будут больше похожи на выпускниц сороковых годов, но выглядели мы действительно несколько комично. – Совсем как девочка, - засмеялся, стискивая меня в объятиях Назаров. Руки, однако, облапали мою «малолетнюю» задницу с азартом. Педофил несчастный. Все о девочках, да малышах думает. - Давай сфоткаемся, - его губы коснулись моего уха и шепнули, - на память.
И вот это «на память» весь смешливый настрой и разогнало. Мы, конечно, позировали с ним перед камерой, все так же улыбаясь и дурачась. (Мило, между прочим. Я тоже после отправила снимок в закрома своего телефона на все ту же «память»). Однако в груди снова начала скапливаться тяжесть. Скопилась и засела.
«Стас. Не уходи. Не оставляй меня», - настойчиво закрутилась в голове у меня одна и та же мысль. – «Я не хочу, чтобы ты уходил».
А Стас не слышал моей немой мольбы. Он совершенно беззаботно позже ржал с пацанами. А потом так же улыбаясь, кружил со мной в вальсе. Нас неплохо все-таки намуштровали. На будущих свадьбах никто теперь не упал бы лицом в грязь.
«Не уходи», - разгоралась все больше и больше боль в груди, а ноги машинально переступали: «правая вперед – левая в сторону». – «И не женись на Янке», - просила я.
Последние аккорды вальса оборвала взвывшая сирена, а основная масса танцующих, по задумке сценария ринулась толпой в заднюю часть поля. Вчера на репетиции мы это уже слышали и наблюдали, но я все равно вздрогнула.
Раз, два, три, четыре, пять… отсчитывались секунды. Тем же счетом громко застучало по больному комку сердце. Рука Стаса крепко сжала мою. Задрав голову к небу, мы всматривались в якобы летящие над нами вражеские самолеты. Началась война, и где-то через полминуты мы должны были двинуться вдоль рядов зрителей.
Проводить ребят на фронт разве проблема, считала я. Подать рюкзак, обнять на прощание, платочком вслед махнуть и по возможности всплакнуть…
По поводу махать - это естественно шутка. А вот дойдя до условной стоп линии мы все действительно должны были очень правдоподобно попрощаться. С обниманием напоследок и с печалью. И тут неожиданно выяснилось, что, оказывается, самой главной проблемой для меня в этот момент стало — как раз не выдавить слезу, а, наоборот, собрать в себе силы и позорно не разреветься. Рыдания, возможно, здесь были уместны, но такие, какие из меня могли вырваться все же наверное перебор. Я опять могла не рассчитать с эмоциями и устроить истерику.
Мы со Стасом заученно встали напротив друг друга. Заботливо поправив зачем-то ему воротник, я постаралась улыбнуться, но невольно все-таки шмыгнула и под звуки разрывающихся в динамиках снарядов разнесло вдребезги и засевший внутри меня комок. Хлынула волна горького отчаяния и я подмываемая ею, бросилась-таки Назарову на шею, уткнулась ему в грудь и тихонько, но с таким отчаянием выдавила:
- Не уходи.
Вряд ли меня было слышно. Слишком громко зазвучала музыка следующей военной композиции, еще громче сопровождал ее голос комментатора озвучивавший статистику сколько ушло из наших мест солдат на войну и какое количество вернулось. Внушительные цифры сколько вот таких вот зеленых мальчишек так и не смогло осуществить свои мечты. Светлая память им. Получившие звание Героя, перечислялись поименно, а мы кучка студентов изображали разлуку.
На самом деле наше шоу было на две-три минуты. Несколько секунд крепких объятий и нам уже стоило их разрывать. Тесня нас, на передний план уже выходил стройными рядами солдат строительный колледж. Пора было освобождать сцену.
- Не уходи, - поспешно повторила я, но Стас меня так и не расслышал. Он лишь поднял мою голову, разглядывая мое встревоженное лицо, потом ободряюще подмигнул мне и быстро чмокнув в губы оттолкнул. Вот теперь стоило и помахать, а я стояла как вкопанная и с неподдельной печалью смотрела в удаляющиеся спины однокурсников, словно потерпела сейчас невообразимую утрату. Вообще-то нам и в самом деле в тот момент предстояло расстаться. На целых сорок минут - столько длилась в нашем театрализованном представлении война.
Не знаю, что чувствовали девушки и женщины тех далеких времен отправляя своих мужчин на войну. Наверняка непередаваемые страх, боль и горе, но я, например, в тот момент, когда смотрела вслед Стасу тоже чувствовала себя очень тоскливо. Сорок минут — это понятно, что не четыре года, и моему ушастому в данный момент ничего не грозило. Это все так. Но разве дело в сегодняшнем дне и безопасности в целом? Если я просто не хотела разлучаться. Ни на эти несколько минут, что длился концерт, ни на год. Вообще никогда.
Никогда.
Мальчишки ушли влево, а нам надо было передислоцироваться направо. Именно с той стороны предстояло встречать служивых.