Не оставив записки он вышел из дома. Ехать предстояло на другой конец города. Никитич. Друг. Бывший друг. Бывших друзей, наверное, не бывает. Бывают забытые или преданные. Нет. Он не предавал Никитича, пути разошлись...
Он тогда был просто - Серый, Серега, такой же желторотый, как и основная масса студентов вокруг, а Никитич уже помотался по жизни, уже знал, чего хочет. К нему тянулись, уважали, поэтому и имя его переделали в отчество. Вроде и на равных, а вроде и чуть выше. Прилепился к нему и Сергей. Кидался за ним, то в коммунарское движение, то в КСП, Соловейчика вместе читали и еще в залистанном до черноты номере "Иностранной Литературы" - "Чайка по имени Джонатан Левингстон"... Так что ли? В названии Сергей Сергеевич сомневался, и содержания абсолютно не помнил. Что-то такое щемяще-романтическое. Потом вместе в одной школе работать начинали. Работали. Потом у Сергея Сергеевича появилась возможность, перспектива... И он ушел. Никитич не попрекал, смотрел только, словами не скажешь как. Сергей вспылил: "От жизни оторвался! Меня туда же тянешь! Какие сейчас идеалы!" Никитич не ответил. И Сергей сразу осекся. В общем, расстались мирно.
Дверь открыл сам Никитич. В спортивном костюме. Такой же, как был. Залысина разве возле лба чуть больше стала. Поразился. Обрадовался.
- Ну, и дела! Экий франт. Я тебя и не узнал поначалу. Входи, входи.
Сидели на кухне. Пока Никитич ставил чайник, резал бутерброды, Сергей рассказал ему историю на площади. Налив чай, Никитич сел напротив.
- А что ты мог сделать? Вмешаться? И тебя бы туда же затолкали. Или прямо тут бы грохнули. Может и не Серова это вовсе. Сейчас эти песцовые шапки каждая вторая носит. Не переживай. Тренировки наши по каратэ давно в прошлом. И, куда тебе в таком виде вмешиваться?
- Причем тут вид?! - Сергей Сергеевич раздраженно взмахнул руками. К чаю он еще так и не прикасался.
- Не скажи. Внутреннее внешнему не всегда соответствует, но - внешнее определяет поведение. Встречают по одежке... - Никитич неторопливо прихлебывал из чашки.
- Я понимаю, что реально помочь не мог. Но мерзко это все. Даже если это и не Серова. И еще хуже: точно бы знал, что она - кинулся бы, не раздумывая, а так - все равно значит? Мерзко. Понимаешь, Никитич.
- Сто лет меня так никто не называл! Аж, как не ко мне. Тяжело это конечно. Но ты вот, что скажи. Когда из школы уходил, так же себя не чувствовал? Ведь тут не одну женщину, - целое поколение, даже целую нацию в машину тянут. Тогда ты спокоен остался. А сейчас заело? Странно, брат. Странно.
- Брось ты! Нация, поколение. Я чем, по-твоему, в управление занимаюсь? Все делаем, что б детей людьми воспитывать. Да не под линеечку, как раньше, а чтоб каждый личностью был!
- Ладно, ладно. Не горячись. Расскажи лучше, как сам живешь?
Они еще долго разговаривали. И уже в прихожей, прощаясь, Никитич сказал:
- Знаешь, Сергей, возвращался бы ты в школу. Работать тяжело, все на нервах, но, увидишь - на душе легче станет. Ведь именно это тебя и мучает. Ты не понимаешь просто. Увидел - женщину в машину тащат. Прошел. Неприятно. Стерпел. Подумал - знакомая: больно стало. А в школе сейчас больше, чем знакомая. Кровь наша. Род наш. Россию, если хочешь, сейчас в школе гробят. Каждый четвертый ученик - наркоман. Одно только и может спасти: Православие... Да, где уж, - Никитич безнадежно махнул рукой, - А ты не видишь этого. Не понимаешь. Поймешь - не такой болью задохнешься, да поздно будет. Возвращайся. Раз тебя такие вещи еще задевают, - тебе в школу надо. Там сейчас должны быть все кто еще не отупел.
По дороге домой Сергей Сергеевич, раз за разом прокручивал в памяти эту встречу. Он злился. Но злился оттого, что чувствовал: в чем-то Никитич прав. Заочно, горячо возражал. Но так и свербело, где-то внутри: прав Никитич, похоже - прав.
В начале недели Сергею Сергеевичу пришлось поехать на областной семинар в один из районных детских домов. За проведение мероприятия отвечал их отдел, и отказаться не было никакой возможности.
Перед началом заседания ходили по жилым комнатам. Чистота. Обстановка аккуратной бедности. Он никак не мог понять, что настораживает, что мешает? И вдруг дошло - мертвенный, нежилой, не домашний порядок. В доме, если есть дети, даже при идеальной чистоте, все равно, - что-то сдвинуто, брошена игрушка. Здесь этого не было. Здесь не жили - здесь соблюдали дисциплину. Он разговаривали с воспитателем. Она жаловалась на трудности. Отсутствие средств на ремонт.
- ... Даже на питание денег не хватает. В этом году, Слава Богу, в соседнем совхозе подработали, может до зимы овощей хватит...
В перерыве заседания - обед. Присутствующих было человек сто. Кормили бесплатно. Он спросил у той же воспитательницы, разносившей хлеб:
- Вы же говорили, нет денег? А это тогда откуда?
- Это вас главное управление кормит...
Он думал тогда, жуя и давясь котлетой: " Нашли же деньги. Так и отдали бы их этому детскому дому. А на заработанные в совхозе пусть бы съездили, куда ни будь. "Трудовое воспитание" - отлично! Но заставлять ребенка работать за кусок хлеба..."