Пересекая Африку

Орда негодяев. — Совершенный мерзавец. — Король среди нищих. — Меня посещают жены и семьи. — Изувеченные люди. — Тщеславие Касонго. — Его послание ее величеству. — Он принимает меня за привидение. — Проводников или эскорта не будет. — Оставлена сокровеннейшая моя надежда. — Честный Алвиш. — Он лжет правдоподобно, — Заговор. — Прием. — Предупрежден и вооружаюсь. — Церемония. — Саламы вождей. — Поедание пыли. — Речи. — Обман. — Спит с умершими женами. — Меня вынуждают строить Касонго дом. — Жестокость португальских работорговцев. — Задержки. — Дезертирство. — Джума Мерикани предостерегает беглецов. — Погребальные обряды по вождю. — С ним заживо погребают жен. — Могилу его окропляют кровью. — Крутое правление Касонго. — Его демонические безумства. — Пожар в лагере. — Отличное поведение моего слуги. — Деликатное внимание г-жи Касонго

С Касонго возвратилась орда негодяев, что сопровождали вождя, в его грабительских рейдах. И Лоренсу да Соза Коимбре, сыну майора Коимбры из Бие, должна быть присуждена пальма первенства за достижение наивысшей степени негодяйства среди них.

Он не терял времени, явившись ко мне в попытке что-нибудь у меня выклянчить. И начал с предъявления претензии на оплату его, Коимбры, как проводника под тем предлогом, что это-де он показал Алвишу дорогу, по которой мы намерены достигнуть побережья. Прослышав же, что я пообещал Алвишу ружье, когда мы наконец все же выступим, он заявил, что равным образом имеет право на ружье.

В этом требовании я самым решительным образом отказал, и тогда Коимбра, которого туземцы знали под именем Кварумба, стал постоянно приставать ко мне со своими назойливыми просьбами о картоне для гильз, порохе, бисере — фактически же обо всем, что, как он воображал, мог бы из меня вытянуть.

Наряд и общий вид Коимбры стоили его характера. Его выдающуюся особу увенчивала засаленная, грязная и изодранная широкополая шляпа, изношенная до бесформенности и такая измятая, что и тряпичник бы прошел мимо нее, как не имеющей ценности. Рубаха его была столь же грязна, а повязанный вокруг пояса кусок травяной ткани волочился концом по земле. Волосы Коимбры были короткими и курчавыми, а почти безбородое его лицо в тех местах, где его не покрывала грязь, было грязно-желтого цвета. Даже не будь он постоянно полупьян, его налитые кровью глаза рассказали бы о разврате. Короче говоря, верный своей внешности, это был отъявленный мерзавец.

Алвиш, его наниматель, не отставал от него, выпрашивая всякие мелочи помимо обещанной винтовки, каковую, говорил он, ему особенно нужно получить во владение сразу же, дабы доказать существование соглашения между нами. После постоянных упрашиваний по этому поводу я разрешил ему взять винтовку, надеясь, что его можно будет заставить быстро уладить дела с Касонго и отправиться без дальнейшей оттяжки, когда он увидит, что я склонен щедро его оплачивать.

Прибытие Касонго не стало сигналом к быстрому нашему выступлению, как я надеялся. Повидав меня и мои чудеса, он начал клянчить все, что у меня было, — мои собственные ружья, шляпу, ботинки, пистолеты, книги; фактически все, что для него было новым, ему нравилось, и он это просил. И был столь назойливым и трудным попрошайкой, что избавиться от него было бы непросто даже агенту Общества по борьбе с нищенством[207].

Возвращая мне визит, он привел толпу жен и сопровождающих и почти три часа просидел на веранде Джумы Мерикани. Многие из женщин были с грудными детьми, и, так как костюмы кормилиц в Уруа весьма скудны, некоторую часть этой сцены, наверно, лучше оставить без описания.

Я поразился, видя, в свите Касонго большое число искалеченных людей, и еще больше был поражен, узнав, что многие были таким образом изувечены просто по прихоти или в виде примера его могущества. Его верный Ахат[208] лишился рук, носа, ушей и губ в результате припадков ярости у Касонго, но, невзирая на то что испытал столь жестокое обращение со стороны своего господина, казалось, боготворил землю, на которой тот стоит. Несколько других, столь же тяжко изуродованных, были не меньше приметны своей преданностью.