Переселенки

Что могло понадобиться людям, некогда продавшим собственную дочь ужасному черному магу, через десять лет полного молчания? Объявиться на День Семьи все равно что подчеркнуть важность кровных уз, их силу и необходимость поддерживать дальнейшее тесное общение. Будь я на месте Иры, меня уже била бы дрожь от ужаса.

— Фиг его знает, — кофейная чашка вновь вернулась в руки. Собеседница сделала очередной глоток и равнодушно пожала плечами. — У нас тут суматоха постоянно, мы пока не успели пообщаться…

Закончив разговор, я бездумно уставилась в свое отражение. Родители.

Объявились. Спустя десять лет. Наполненный жизнью яркий, разноцветный мир стремительно тускнел и терял краски. В душу ядовитой змеей медленно заползал уже знакомый страх. С трудом подавив накатившую панику, я потянулась к заветной тетради, взяла ручку. Мне надо писать… Надо выпустить из себя все негативные эмоции. Надо освободиться от вечного ужаса перед давшими мне жизнь жестокими и немилосердными людьми. Надо… Надо…

Не знаю, сколько я просидела, создавая один за другим разнообразные тексты, но когда наконец-то очнулась, за окном уже была чернильная мгла. Странно… А ведь мы с Ирой прекратили общаться еще при свете… Неужели…

— Ты ж моя вторая Ахматова, — послышался рядом любимый голос. — Ирма, родная, что случилось? У тебя совершенно серое лицо. И руки трясутся. Кто тебя так напугал? Ира?

— Нет, — я вымученно улыбнулась. — Это старые детские страхи. Они вернулись, хоть я и считала, что все давно забыто… Тоша, мои родители объявились…

— И что? — Нежные ласковые руки обняли меня и аккуратно прижали к мускулистому торсу. — Это уже не твои проблемы. А Ира с судьей сумеет разобраться. Чего ты испугалась, милая?

— Не знаю…

Я и правда не знала, почему меня так накрыло…

Ирина:

Арталия появилась в детской ближе к вечеру. Не сказать, что я пришла в восторг, увидев «матушку», но что-то подобное ожидала, и потому уже полчаса, среди игрушек, криков и кучи наследников, сидела здесь вместе с Аренилой. Нет, ну а что? Обе дамы — бабушки, обе имеют право пообщаться с внуками.

— Матушка! — моей «искренней» улыбке мог позавидовать любой зазвездившийся выпускник ВГИКа. — Рада вас видеть. Прошу, присаживайтесь.

Арталия в притворстве поднаторела не особо, и ее ответная улыбка вышла довольно кислой.

— Ваше Сиятельство, — поклон в сторону свекрови, мнившей себя моей защитницей и заступницей. — Я чрезвычайно рада видеть, что дочь вошла в ваш род.

Это намек на то, что первые годы никто к толстухе Ирме интереса не проявлял? Добрая ты дама, как я посмотрю…

— О, да. Мы все любим и ценим Ирму, — улыбка Аренилы больше всего напоминала дружелюбный оскал аллигатора. — Вы что-то хотели, Ваша Милость?

Вот: вот оно! Аристократизм все же впитывается с молоком матери, как и утонченное умение парой предложений размазать неугодного собеседника по стенке.

Мне до уровня матери Варта еще расти и расти. Ваша Милость — и сразу на место поставила. Женщина, что ты тут забыла, в обществе двух герцогинь?

На Земле, в России, думаю, нашлись бы дамы, способные в такой ситуации заявить в лоб о желании пообщаться с родной дочерью. Но то Земля. Здесь и сейчас жена судьи промямлила что-то неразборчивое, мол, мимо шла, решила зайти поздороваться, и быстренько выскочила из комнаты, полыхая щеками.

— Не бойся, Ирма, эта парочка больше не имеет над тобой власти.

Угу. Никто и не спорит…

— Матушка… Что они хотят? Ведь не просто же так…

— Нет, конечно, — пожала плечами свекровь, прерывая меня. — Думаю, все банально: деньги. Или же связи Вартариуса.

Правильным оказался второй вариант. Маменька Ирмы, видимо, шпионила за детской, потому что едва Аренила отправилась к себе, Арталия возникла на пороге со скорбным выражением на полном, одутловатом и не особо красивом лице. Дети к тому моменту побежали ужинать в компании Ингиры и Верис, и общаться нам никто не мешал.

— Ирма, детка, мы с папой всегда желали тебе только добра…

Ага, видела я то добро. Судя по ощущениям подруги, прочувствованным мной десять лет назад, от такого добра обычно или топятся, или вешаются. Но, естественно, я промолчала. Пока.

— Ты помнишь свою кузину, Дианарию?

Не помнила, но собеседница и не ждала ответа.

— Чудесная, милая девушка, очень добрая, преданная родителям, умная, красивая…

Так… Судя по количеству хвалебных эпитетов, эта самая Дианария самая настоящая дура и стерва..

Мать Ирмы замолчала, явно ожидая ответа. Ладно, подыграю. Мне не сложно.

— С ней что-то случилось, матушка?

И глаза побольше, так, чтоб в пол-лица были.

— Ее отец недавно проиграл большую сумму очень влиятельным людям, и теперь бедную невинную девочку хотят выдать за похотливого старого извращенца!

Если б не сидела, точно упала бы. От удивления. Ах ты ж, с… Значит, собственную дочь ради карьеры супруга можно продать мужику, который старше девчонки лет на десять- пятнадцать, это в порядке вещей. А тут — кошмар и ужас. Лицемерка.

— Матушка, я… Я ничего не могу обещать, но обязательно поговорю с супругом.

И глазки в пол.