Перешагни бездну

Руки Алимхан сложил на животе, готовый выслушивать славо­словия, проливающие бальзам на сердечные раны. Но Сахиб Джелял хоть и проливал обильный бальзам, но такой, который быстро набил оскомину.

«Да, действительно, во многих местах Туркестана идёт борьба, которую можно назвать джихадом. Но джихад выражается в убийствах из-за угла. Газии эмира убивают дехкан, засевающих хлопок, хотя знают, что посевы хлопчатника дело выгодное. Даже в ташкентской газете писали, что в Хорезме баи грозили карами всем, кто вздумает сеять хлопок. Дехкане сказали «хоп», разо­шлись по курганчам и... приступили к севу хлопка. Не побоя­лись угроз...»

— Тогда   в   Хазараспе   ишан   Матъякуб,— продолжал   Сахиб Джелял,—   начал нападать со своими людьми по ночам на дома работников сельсовета, чинить насилия, убийства.

— Матъякуб! — обрадовался  Алимхан.— Славный  газий!  Рев­ностный мусульманин!

— Этот ревностный газий до того всем поперек горла острой костью встал, что сами дехкане помогли его изловить.

— Арестовали?

—  Вор, носящий имя «Смерть», утащил драгоценности из сок­ровищницы его тела.

— Убили? — испугался эмир.

— Да, повадился волк в отару, там и голову оставил.

— Но зато в Янги-Арыке — вчера пришло письмо — убили Са­йда Камала, батрака. Подлец назвал имена почтенных баев... со­крыли земли и отары... от советских властей.

Захлебываясь слюной, Алимхан с наслаждением рассказывал о том, что близ Гиждувана убили трех женщин, посмевших уго­ворить мужей вступить в колхоз. В Карши подожгли большевист­скую школу. В кишлаке Ялмата, что под Ташкентом, посланцы эмира распространяли слух о начинающейся войне с Англией, и дехкане вернули баю Шаабдурасулю сорок восемь танапов за­бранной у него во время земреформы земли. Имамы мечетей повсюду грозят беднякам и батракам небесными карами, чтобы не зарились на имения баев. Во многих районах батраки отказыва­ются брать вакуфные земли, принадлежащие мечетям и мазарам. Эмир ликовал:

— Напугались вероотступники! Ислам — залог нашего возрож­дения... Темному что надо? Молитва да аллах... Духовенство... си­ла... в его руках!  Вакуфы — сто тысяч десятин... двести тысяч... Доход наши верные люди собирают в нашу казну... для джихада.., Вот купим у инглизов винтовки, патроны. В Бухаре в одном мед­ресе тайно живут и проповедуют пять ахунов. Для них мюриды-пастухи в секретном месте в степи... пасут пять тысяч баранов... тайком от сельсовета... И наш муфти Аскер Абдуллаходжа Садр, сохраняя улыбку коварства, проживает в Бухаре, и казий Ариф Ходжа Судур... Помните нашего шейхульислама Икрама... Сыпок его... тоже спокойно живет в Бухаре и замазывает глаза  совет­ским властям... Да и Омархан с комиссарами ладит... живет...

— Омархан? — слегка   поморщился   Сахиб.— Сын   расстрелян­ного казикалана? И он в Бухаре? Он ведь жил в Кундузе у аф­ган?  Ещё, помню, проиграл  в  кости  жену  и  сына   и  в  придачу девятнадцать тысяч баранов.

— Да, да, сын мученически убиенного казикалана... А Хаджи Акрам Сабахеддин, а Абдулхаким, а Абдулхайр...— И эмир, зака­тив глаза, перебирал имена и фамилии видных духовных лиц, ко­торые остались в Бухаре и служат ему и его делу. Он хвастался тем, как много у него в Советском Узбекистане единомышленни­ков. Он хотел поразить воображение Сахиба Джеляла. Он все ещё попрекал своего советника, осмелившегося покинуть когда-то его, своего государя, в трудные времена. Но Сахиб Джелял вернулся к своему эмиру, и это вселяло в него уверенность. Такие мудрые и сильные сторонники очень нужны государю в его изгнании. И по­тому эмир спешил, захлебываясь и брызгая слюной,  рассказать, как безотказно действуют могущественные силы Бухарского цент­ра   Кала-и-Фатту,  созданного еще в 1922 году на совещании  в Кабуле представителей всех антисоветских сил. Он говорил и го­ворил.

Он забыл, зачем пригласил сюда, во Дворик Тайн, своего быв­шего визиря, совсем забыл, что мулла Ибадулла снова и снова ему твердил, что надо вызнать истинные настроения этого возник­шего из небытия странного человека.

Вновь эмир чувствовал себя школяром, слабым, беспомощным, таким, каким себя чувствует рядовой мюрид в присутствии своего наставника пира, трупом в руках мурдашуя.

И вместо того чтобы спрашивать, Сеид Алимхан многословно расписывал деятельность Бухарского центра: где, в каком селении Туркестана, на какой улице, в какой махалле, в какой мечети есть у него верные люди и что они делают. Главная цель эмира бы­ла — занятие должностей в исполкомах и комиссариатах «почтен­ными» улемами, своими большими чиновниками.

А Сахиб слушал снисходительно, но внимательно, приопустив тяжелые веки и поглаживая великолепную, всю в завитках асси­рийскую бороду. То ли ему прискучило многословие Сеида Алим-хана, но он вдруг резко спросил:

— Вы читали вот это?

—  Чего?..   Чего?..— и   эмир    уставился    на   листок    бумаги, который протягивал ему Сахиб.— Я самый слабый из рабов исла­ма... Читать?.. Почему читать... Глазная боль... читать ничего не могу...