— А я не скрываю свои мысли, ваше высочество. Бухара не желает принять вас. Народ не хочет вас. Отмените джихад! Вы богаты, спокойны, благодушны. Зачем вам война? Она безнадежна.
— Жду светлого дня мести, — хныкал эмир. — Мне часто снится... каждую ночь... караван... В носах верблюдов... белых... золотые палочки... Десять лет жду... Кровь, муки врагов... Уничтожить!.. Разгромить!.. Вы, Сахиб, можете... Вы владеете секретом «ят» — колдовства от предков, заговором, вызывавшим дождь. Помогите, Сахиб, стереть с земли... Страшно отомстить!.. Надо душить!.. Убивать!.. Растоптать города в пыль... лишить людей огня и воды... — захлебывался он словами. От лености мысли он не следил за своей речью. — Убивать... истреблять без жалости... джихад... месть... бог ислама «эль мунтаккам» — отмщающий... Месть за все: за то, что восстали, за то, что подняли руку на меня... за то, что заставили дрожать за жизнь, бежать на чужбину... Месть! Аллах наш «эль муит» — умерщвляющий. Одно из девяноста девяти свойств всевышнего... Пусть убивают!..
— Но джихад разорит страну! Погубит тысячи безвинных! Джихад принесет голод, нищету, гибель народу. Подорвет благосостояние страны на десятки лет. Зачем вам джихад? Всё равно кончится поражением.
— Навсегда запомнят... надо убить сотни тысяч... миллион!.. Урок поколениям!
Едва сдерживая брезгливость, Сахиб Джелял напомнил:
— Но у аллаха много добрых имен: милостивый, милосердный, дающий мир...
— Э, Сахиб... Вы считаете себя умным... и верите во всяких аллахов, богов... Мы учились многому, а теперь пожинаем жатву неверия. Аллах — простому народу... невеждам... черни... Мы сами себе аллах... Нас оскорбили, унизили... Пусть поберегутся наглецы. Теперь мы сила. Нам поможет Англия...
— Англичане — дельцы. Даром они помогать не будут.
До сих пор Алимхан был сравнительно спокоен. Но при одном напоминании, что англичане смеют ставить ему условия, мучнисто-белое лицо его угрожающе посинело. Он внезапно откинулся на подушку и в припадке судорог перекатывался с боку на бок. От ярости он издавал уже совершенно непонятные звуки. Вдруг он вскочил и пошел, страшный, отвратительный, на Сахиба. Ещё секунда — и он вцепился бы ему в горло.
Во дворик выбежал Начальник Дверей с кумганом в руках. Плеснув эмиру в лицо воды, прислужник подхватил Сеида Алимхана под руку и повёл его прочь.
Навстречу им уже катился комом мулла Ибадулла Муфти. Вдвоем они увели на карават кривлявшегося, бившегося в их руках эмира.
— Помогите мне, Сахиб, — вопил он, — возродиться во дворце Арк бессмертным! Помогите! Вы друг! Надо! Англия! Война! Восстание против большевиков! Пока жив, восстание! Уничтожение!
Едва слышно Сахиб пробормотал:
— Нечего могилу укрывать одеялом.
Эмир совсем захлебнулся слюной, хрипел и сипел. Долго ещё пришлось успокаивать его и отхаживать зелёным чаем и коньяком. Во Дворике Тайн эмир, духовный глава и халиф всех мусульман, блюститель исламских законов, позволял себе нарушать самые строгие запреты, установленные пророком для своих последователей, правоверных мусульман.
ЭМИРСКИЙ ДИВАН
Вяло, расслабленно эмир Алимхан ныл:
— ...книга... поучительная «Аб-уль-Мульк»... Вы, невежи, не понимаете названия... Разъясню: «Учтивость князей»... Поучительные в книге мысли... написано, в частности: «придворные в делах — черепахи, за дастарханом — шакальи пасти». Все вы обжоры... бездельники...
Его одутловатое лицо порозовело под слоем пудры и белил. Ои вдруг закричал. И так прокричал всю свою путаную и несвязную речь:
— ...хромые собаки... Вы волки, и шакалы вам зады отъедят... Не почувствуете... Ничего, и без задов проживете... Глаза бы не видели вас! Не допущу! Не позволю!..
Из конвульсивно выдавленных из глотки Алимхана слов явствовало одно: после неприятного посещения покоев Бош-хатын, после бесед со своим ближайшим советником Сахибом Джелялом он питался найти выход злобе в лихорадочной деятельности. Но из скорлупы суматошной речи все же постепенно вылущивались немаловажные мысли. В них, к огорчению муллы Ибадуллы Муфти, эмир на этот раз проявлял решимость. А такого Алимхана духовный наставник боялся хуже яда змеи.
Прежде всего, вопреки его советам, Алимхан не разрешил нескольким почтенным бухарцам уехать из Узбекистана. В слезливых письмах они просили, умоляли: «Жизнь проводим в страхе. Наше здоровье требует тишины и покоя». Они назойливо просили вспомоществований и золотых червонцев, чтобы переселиться в Афганистан или Иран.
Тут же всем написали отказ. Алимхан обиженно объявил:
— Жертвой мне стать, на всех не хватит!
Отказал он и тем, кто в своих письмах, «источая слезы умиления», писали о желании совершить хадж в Мекку.