Перешагнувшие через юность

Позднее стало известно, где и как он погиб. Вот ведь парень! Выбрался к какому-то поселку. В хатах — ни огонька. Темно и тихо. Попрятались, наверное, жители, затаились. А с краю села взлетная площадка оборудована. Фонарик едва мерцает на столбике у будки. И солдаты немецкие, кажется, спят. Запугали жителей, а больше им тут опасаться некого, отчаянно храпят, пролеживают бока.

Но перед тем, как уснуть, натянули колючую проволоку на столбы, заминировали границу аэродрома — это Мартынюк отлично видел из укрытия. И вот когда послышался храп солдат, он переставил мины на середину площадки. Знайте наших!

Утром здесь подорвался немецкий самолет, на котором прилетел полковник, представитель ставки Гитлера. Прилететь — прилетел, а выйти не успел. Взлетел в воздух вместе с обломками самолета.

Игнату Мартынюку это стоило жизни.

3

Вражеские самолеты шныряли в небе днем и ночью. Выискивали цели, обрушивали на них тонны бомб, стреляли из крупнокалиберных пулеметов и малокалиберных орудий. Взрывы, огонь, грохот.

А саперы-комсомольцы наводили мосты на Северском Донце, строили перед рекой долговременные огневые точки, устанавливали металлические колпаки над ними, подступы к запасным рубежам обороны начиняли различными минами.

— Мины кончились, товарищ комиссар, — доложил командир девятой роты старший лейтенант Винник и покраснел, словно именно он был виноват в этом.

Комиссар третьего батальона Киселев и замкомбата Евтушенко переглянулись.

— И в запасе ничего нет? — спросил Евтушенко, задумчиво потерев лоб тыльной стороной руки.

— Взрывчатки мы обнаружили целые склады. Взяли их под охрану. Там динамит, аммонал, тол… Запалы имеются. А вот корпусов для них нет…

— Неужели только в этом загвоздка? — взорвался Киселев. Лицо его налилось краснотой, уголки губ нервно подрагивали. — Где ваши взводные?

Первыми по вызову прибежали лейтенанты Пластинин и Бейлин.

— Вы кем работали до войны? — спросил комиссар Пластинина в упор.

— Конструктором московского завода.

— И вы, кажется, с высшим образованием? — перевел он посветлевшие от гнева глаза на Бейлина.

— Так точно.

— И не можете ничего придумать?! Тогда давайте вместе искать выход. А сейчас идите. Идите думайте!

— Разрешите обратиться?

Перед Евтушенко и Киселевым стоял красноармеец, переминался с ноги на ногу. Невысокий, плотный, скулы туго обтянуты заветренной кожей.

— Чумаков я.

— В чем дело, товарищ Чумаков?

— Да вот услышал, что головы здесь ломаете по пустякам.

Парень был дерзок, сам того, очевидно, не подозревая. Потому что очень уж наивен был его мягкий взгляд, пушистые бровки хотелось пригладить.

— Я тракторист, и этих штучек, железных корпусов для мин, могу наклепать сколько угодно.

— Пусть Чумаков подберет ребят, смыслящих в слесарном деле, — сказал Киселев Виннику. — Вот вам и выход!

Степан помчался к своему закадычному дружку Егору Рыскову.

— Егорушка! Будем ковать корпуса для мин! Давай командуй нами.

Принялись за дело Анатолий Панасюк, тоненький и быстрый, похожий на подростка; мастер на все руки Павел Черкасов; Петр Король, прозванный за силу Добрыней Никитичем, и Анатолий Романовский — всегда молчаливо-задумчивый. Они разведали, где хранится листовое железо, раздобыли инструменты.

Степан Чумаков изготовлял оболочки для смертоносных мин и думал о том времени, когда снова займется мирным трудом.

Рос он без отца и матери. В колхозе обучили специальности, трактор доверили. «Отблагодаришь здесь Родину добросовестной работой, а в армии — верной службой». Этого наказа он никогда не забывал. Ходил в стахановцах, уважали его в совхозе имени Челюскинцев. На девушек уже начал заглядываться. Особенно на одну из родного хутора Египкина. Обещала приехать к нему.

С трактора он почти сутками не сходил — летняя страда. На рассвете в воскресенье остановил свой «ХТЗ», прилег у только что выведенной борозды. Земля мягкая, теплая, словно постель. Легкий ветерок обдувает, и кругом тишина. Не заметил, как уснул. А проснулся оттого, что кто-то крикнул в ухо:

— Война!

На второй день пошел к директору совхоза проситься на фронт.

— Здесь тоже фронт, — коротко ответил директор.

Гремело над Днестром и Южным Бугом, враги приближались к Днепру. Всесоюзная кочегарка разделилась на два лагеря, трудовой и боевой: в первом эвакуировались, во втором брались за оружие.

Кадровые дивизии Провалова, Шарагина, Петраковского получили пополнение из Донбасса. Шахтерские дивизии были крепкими, как антрацит, громили врага.

Чумаков явился в райвоенкомат.

— Ждите повестку, — сказали ему.

— Да поймите, не могу ждать! Направьте в действующую армию!

— Нужен будешь — позовем. Жди.

Сколько же можно? Односельчане давно на фронте. Да что он, Чумаков, хуже их, что ли? Мало лет еще? Так сейчас такое время: стар и млад на борьбу с фашистами поднимаются.

Никогда коммунары не будут рабами!

С котомкой за плечами двинулся Степан Чумаков к Артемовску. Шел вдоль бескрайних полей пшеницы, мимо сиротливых комбайнов. Некому было убирать хлеб, рабочих рук не хватало.

Попытался он пристроиться к маршевой роте, но командир заявил:

— Случайных не берем.