Перешагнувшие через юность

— Сюда бы целый полк! Где же нам справиться! — швырнул бесполезную лопату один из шоферов. — Что делать-то?

Ветер все выл. Скаты тонули в снегу, точно в трясине, — на одну треть, на половину, по самые оси… И ничем не вызволить из проклятого снежного месива. К тому же местность неровная. Где склон, где подъем, на который никак не вскарабкаешься.

И вдруг откуда-то взялся полк. Разогнули спины люди, замерли в изумлении.

В самом деле полк! Движется пешая колонна. Ритмично покачиваются бойцы в шинелях. И все, как один, — молодые. У каждого винтовка на ремне, в руках саперная лопата.

С левого фланга откалывался взвод за взводом. Полк расчленился, вытянулся вдоль заметенной дороги. И как в атаку, ринулся на снежные заносы.

Саперы орудовали лопатами, будто винтовками в рукопашной, только снежная пыль летела.

Командовал полком Михаил Александрович Насонов. Всего лишь месяц, как стал командиром, а комсомольцам казалось, что он с ними давным-давно. Подойдет, глянет веселым глазом:

— Ну что, юноши?

И юноши заулыбаются в ответ — так уж сумел расположить к себе подчиненных Михаил Александрович. Нет, он не снижал к ним требовательности, не делал скидку на молодость, но этим еще больше подкупал ребят. А если распекал за что-нибудь — никто не обижался.

Сейчас он шагал по трассе, забитой снегом, стройный и стремительный, словно был так же молод, как его питомцы.

— Политрук Бугриев! — окликнул Насонов. — Позовите-ка комсорга Холодова и сами приходите сюда.

Когда подошел Илюша Холодов, командир оглядел его с ног до головы.

— Голубь мой, да ты уши поморозил! А ну, три снегом!

Бугриев принялся помогать Холодову, и скоро уши комсорга запылали огнем.

— Вот так, — удовлетворенно произнес Насонов, потом пошутил: — Знает ли Холодов, как бороться с холодом?

— Больше греться, товарищ командир полка, — не растерялся Илюша. Потряс перед собой лопатой. — С помощью этого инструмента греться.

— Ишь, ты! Ладно, поговорим серьезно. Как вы, политрук и комсорг, думаете организовать обогрев?

Выслушав их, Михаил Александрович одобрительно кивнул. Передал Бугриеву сводку Совинформбюро.

— Здесь интересное сообщение о боях под Москвой. Просмотрите, а в перерыве расскажите все. Ну, юноши, я пошел.

Ему надо было еще повидать Киселева, Артюшенко, Сашу Лыжина и Колю Пятницкого. Все должны узнать как можно скорее, что немецкие войска под Москвой разгромлены, освобождены Истра, Калуга, Калинин, другие города и поселки. Оккупанты отброшены на сотни километров от родной нашей столицы. Разве можно откладывать такое сообщение на завтра?

Новость передавали по цепочке. Еще проворнее задвигались лопаты — силы словно прибавилось. Шоферы не знали, как и благодарить.

— Спасибо, братишечки!

— Вовек не забудем!

Метель не унималась. Да только где ей людей одолеть? Закончив расчищать стометровку, курносый смешливый красноармеец выкинул на радостях «антраша» — произвел этакое замысловатое движение ногами.

— Молодец, юноша! — похвалил его Насонов, приближаясь. — Как зовут тебя, голубь мой? Откуда будешь?

Молодой боец смутился, опустил колючие ресницы.

— Иван Швец я. Из Днепропетровской области.

— Молодец Иван Швец!

На полковой полуторке Михаил Александрович добрался до третьего батальона. Ребята дули там на озябшие пальцы, а их рукавицы — хоть выжимай. Полы шинели залубенели, совсем не гнулись. Сапоги пропитались влагой, смерзлись и стучали, как деревянные колодки.

— Закончили свои стометровки? — спросил Насонов.

— Кончили, да что толку? — Рослый боец пожал широкими плечами. — Метет, как из прорвы! Шагов десять прочистишь, а сзади снова гребни повырастали. Придумать бы что-нибудь, товарищ командир!

— Придумаем, товарищ… Как тебя?

— Мазепа. Виктор.

— Придумаем, голубь мой, Виктор Мазепа. А пока скажи-ка, где комбат? Вот на этой машине отправляйтесь отдыхать. Да просушитесь хорошенько!

Семь дней и семь ночей бушевала вьюга. И всю эту неделю комсомольцы сражались со стихией. По очереди обогревались возле печурок, засыпанных антрацитом, набирались тепла и — снова на холод.

Освобождали от снега трассу, чтобы фронт получал боеприпасы бесперебойно.

2

Печка накалилась так, что до нее невозможно было дотронуться, обдавала жаром, но Павел Черкасов и Виктор Мазепа не пересаживались подальше, даже не отодвигались. От шинелей, развешанных на протянутом проводе, шел пар. Ботинки тоже курились. Остро пахло сырой кожей.

Павел вытянул босые ноги, пошевелил пальцами.

— Бумагой поверх портянок обертывать надо, Павло, — заметил Мазепа. — Теплее будет.

— А ведь правильно! — отозвался Черкасов. — Бумага, она тепло сохраняет. Да кроме тетрадки, у меня ничего нет. Израсходую тетрадку, все равно письма писать некому… Мой дом ты знаешь где.

Черкасов немножко кривил душой, когда говорил про письма. Он не переставал надеяться, что придет весточка от Оксаны, дивчины с глазами-васильками. Где сейчас эта девушка? Хотела тоже на фронт пойти… Неужели они для того лишь познакомились, чтоб никогда больше не встретиться? Оксана, Оксана… Откликнись!