Перешагнувшие через юность

Сквозь трещины в чугунной плите печки просвечивал огонь. Бабушка Христина, высохшая, морщинистая, подбросила еще антрацита. Позвонки костлявой ее спины выпирали из-под ситцевой кофты. А голос был певучий, ласковый.

— Грейтесь, милые! Намерзлись там, на юру-то. Ох, война, война! Вот вчера девушка заходила, грелась… Я бы, говорит, тоже воевать пошла. Это что ж такое, бабы, и те воюют… А сама-то шкилет-шкилетом, измучилась бедная. Оксаной зовут. До родных добирается…

— Оксаной? — очнулся от своих дум Черкасов. — Бабуся, а какая она из себя?

— Я ж говорю, шкилет один! В дырявом пальто. Ботинки, как у шахтера. Личико махонькое, с кулачок, а глазищи черные… И коса черная…

Нет, не она. Не его Оксана. Да и откуда ей быть здесь? Это ж чудо — если они увидятся. А он, Павел Черкасов, не очень-то верит в чудеса. Отучила война от сказок с их обязательными чудесами.

Бабушка Христина между тем продолжала рассказывать, как шла по открытой степи девушка. Ни бугра, чтоб спрятаться от северного ветра, ни кочки. Чулки на коленках драные — прохудились за дорогу. Щиплет мороз неприкрытую кожу. Повернулась девушка спиной к ветру, так и пошла — спиной вперед. Добралась до жилья, а коленок и не чувствует совсем…

На восьмой день ветер стих. Прояснилось. Но ударили такие лютые морозы, что птицы на лету замерзали, безжизненными комочками падали вниз.

3

Василий Васютин вышел из теплого помещения. Огляделся, глубоко выдохнул — струя пара изо рта растянулась чуть не на целый метр. В небе — солнце. Вот уж правда: светит, а не греет. Васютин захватил горстью сыпучий снег, подбросил, снежинки сразу вспыхнули разноцветными огоньками.

Полюбовавшись ими, он пошел искать командира роты. В подразделение прибыл комиссар батальона Михаил Иванович Артюшенко. В связи с этим и вызывали Васютина.

Сам Артюшенко стоял рядом с Блажко у железнодорожной насыпи. Разглядывал какую-то девочку, закутанную так, что один носик торчал наружу.

— Откуда ты? — допытывался он у нее.

— Дяденька, да из Гриневки я!

— Она же не близко, твоя Гриневка. И мороз сорок градусов…

— Дяденька, ты мне покажи, кто тут минами ведает.

— Да зачем тебе?

Из вороха шалей послышались всхлипы, носик сморщился.

— Де-ду-сю…

— Ну, ладно, ладно, что с твоим дедушкой?

— Ми-ной…

Блажко и Артюшенко переглянулись.

— Беги домой, девочка, — сказал Блажко. — Пришлем вам в Гриневку красноармейцев с миноискателями. Так и передай своим. Да смотри, сама не наскочи на мину-то, их тут много под снегом. Слышишь? Будь осторожнее.

Повязанная несколькими шалями голова качнулась в знак благодарности, и девчонка ушла.

Тут как раз Николай Фурманов привел отделение минных разведчиков. Доложил.

— Вольно! — скомандовал Блажко. — Слушайте внимательно. Последнее время гитлеровцы хвастаются магнитными минами. Вот и здесь, под снегом, они сидят, может быть. Надо проверить. А как? Ну, кто подскажет?

— Разрешите? — обратился к ротному Васютин. — Там, возле сарайчика, подрезные санки. Если приделать к ним стальные прицепы да потянуть на веревках, магнитные мины прилипнут за милую душу. Уж знать-то о себе дадут, во всяком случае.

Через полчаса Васютин и Фурманов тянули санки за концы длинных веревок по глубокому снежному покрову. Чтобы самим не проваливаться в снег, друзья приспособили, как лыжи, обыкновенные доски. Прикрепленные к санкам крышки дисковых мин служили миноискателями.

Прочесывание не заняло много времени, зато дало верные результаты. Магнитных мин тут не было.

— Приступить к разминированию обычным способом, — дал команду Блажко.

Но на какую глубину поставлены мины? Даже опытные саперы, такие как Федя Хилько и Толя Шуклин, доказывали, что глубже, чем на четверть метра, немцы не засунут заряды.

Положил конец сомнениям Фурманов. Он вонзил в крупно-зернистый снег острую лопату, присел на корточки, стянул перчатки и принялся разгребать льдистую крупицу голыми руками. Нащупал стынущими пальцами трехрожковую мину, высвободил ее из снега, вставил предохранительную чеку и вырвал из нее «змеиное жало».

Так он обезвредил несколько мин.

— Ты что же, младший сержант, все поле перепахать задумал? — спросил его Артюшенко. — В земле ищешь? А, может, мины только в снегу, на поверхности?

— Нет, товарищ комиссар, — возразил сапер. — Тут и поглубже есть. Притаились жуки усатые… И не в два, а в три яруса… Нажимные мины вперемежку с минами натяжного действия. — Он поднес пальцы к губам и начал дуть на них, чтобы хоть немножко согреть.

— А ты молодец! Перчатки-то где?

— В кармане. Одна морока с ними. Голыми-то руками сподручнее: скорее почувствуешь корпус мины, особенно усик проклятый.

— Руки, однако, беречь надо. Пригодятся еще.

Из рассказа командира роты комиссар знал, что Николай Фурманов и Василий Васютин в прошлый раз обезвредили мин столько, сколько хватило бы на целый взвод, и отошел, чтобы не мешать ребятам работать.

Фурманов «гнал траншею» рядом со своим дружком Васютиным. Они всегда так — негласно соревновались.

Не поворачивая головы, Николай спрашивал:

— Ну как, Василек?

Тот только молча усмехался.