Перешагнувшие через юность

Он говорил и закатывал выцветшие глаза под лоб, оттягивая ворот короткими пальцами, будто тот душил его.

— Стальная дивизия, о!

Как бы то ни было, отборные части гитлеровцев двинулись спасать эсэсовцев. Завязалась ожесточенная схватка на флангах высоты. Лицом к лицу встретились штурмовики с противником на западном склоне. У саперов — пулеметы да автоматы. И патронов в обрез. Атаку за атакой отражали они без артиллерии. Патронов оставалось все меньше.

— Стрелять только по команде! — предупредил Белоконь. — Бить наверняка.

Досадно: кругом трофейные снаряды, но орудия молчат — выведены из строя.

— Замполит! — позвал комбат.

— Я здесь, Федор Наумович, — отозвался Лебедев.

— Давай сюда трех комсомольцев!

Майор Лебедев и капитан Балабасов присмотрелись к орудиям, выбрали два случайно уцелевших, затем с помощью бойцов выкатили их на открытые позиции. Начали палить прямой наводкой по танкам, по пехоте… Отступили гитлеровцы, оставили на поле боя побитые танки.

Враг вскоре опомнился, снова полез, да так напористо, что и бронированные щитки комсомольцев не спасали. Когда лежишь на груди — они бесполезны. А встать, даже приподняться — невозможно. Свистят снаряды, осколки впиваются в землю. Но вот громыхнуло за высотой. Оттуда ударила по врагам наша тяжелая артиллерия резерва Главного командования.

Началось общее наступление войск нашего фронта.

Глава шестая

1

После боя проверяли по спискам, кто в строю, а кто выбыл по ранению. Были и убитые… Бирюков, Лазарев, Щербина, Храмов… Да разве только они? Анатолий Греков пропал без вести.

— В начале атаки видел его, — докладывал начальник штаба Панкратов. — Неужели к гитлеровцам в лапы попал?

— Не мог комсомолец сдаться врагам, — отчеканил Белоконь. Жесткие складки прорезались у его рта. — Никогда не поверю. Ищите, Лев Иванович. Он где-нибудь в траншеях или в ходах сообщения, не иначе.

Панкратов организовал несколько групп для поиска, послал их в разных направлениях, чтобы все осмотреть. Пошел сам. Пошел и не вернулся. Куда, спрашивается, девался? Теперь уже искали двоих: Грекова и Панкратова. Оба как в воду канули.

Исчезновение начальника штаба батальона взбудоражило всю бригаду. Высказывали предположения, строили догадки.

— Где же он? — в который уж раз задавал вопрос себе и другим комбриг. — Не могли ведь его немцы схватить средь бела дня. Да еще на нашей стороне! Как вы думаете, Федор Наумович?

— Конечно, нет!

Комбат пожимал плечами, раздражался:

— Фантастика! Все обыскали, все осмотрели… Провалился он, что ли?

— Может, и правда провалился? Ловушек-то сколько эсэсовцы понастроили! Надо в подземелье спуститься, ходы и выходы проверить.

И ведь отыскали. В глубоком колодце, к счастью, сухом. В противном случае начальник штаба и в самом деле бы «канул в воду». Едва его подняли на поверхность, сразу спросил:

— А Греков?

— Грекова не нашли.

— Давайте искать.

— Да вы в себя придите сначала! Передохните хоть!

— Некогда. Грекову, может быть, очень плохо…

Когда началась атака, Анатолий Греков шагал, не сгибаясь даже под пулеметным огнем. Не остерегался. И поплатился за это. Упал сзади вражеский снаряд. Осколки его, точно гвозди, прибили к земле Грекова. Сгоряча он рванулся, хотел на ноги встать. Не тут-то было. Крикнуть и то не смог. Ему казалось, что кричит, а на самом деле только шептал. Никто шепота не услышал.

Он то приходил в сознание, то терял его. Стоило мыслям немного проясниться, как начинал соображать, что надо ползти. А куда? Где свои, где враги — ничего не поймешь. Не хватало еще в траншею к немцам пожаловать. Самому!

Боли он почему-то не чувствовал. Просто тело стало чужим, постепенно немело. Лежал беспомощный. Время тянулось бесконечно. Но должна же когда-нибудь кончиться ночь! Верил он, что утром найдет выход из положения. Может, свои подберут…

Взошло солнце. Греков решил ползти навстречу ему. Стиснул зубы, уперся локтями. Дернулся — и пронзительная боль опрокинула его. Он опять потерял сознание. Ничего не видел и не слышал.

Между тем через поле, где он уткнулся в траву, прошло стрелковое подразделение. Санитары подобрали раненых, отправили в тыл. Потормошили Грекова — недвижим. И до того бледен, что последние сомнения рассеялись: умер, похоронная команда о нем позаботится.

Очнулся он, а рядом мертвые. Совсем близко от него, раньше их тут не было. Понял, что санитары подтащили, и его за убитого приняли. Жутко стало. Ведь если он снова забудется, могут и похоронить. Зароют, тогда уж не выбраться из могилы.

Шевелиться уже не пытался — экономил силы. Целиком положился на волю случая. Весь день изнемогал от жажды. Комары и мухи донимали. Ни пристукнуть назойливых насекомых, ни отмахнуться от них. Шевелил мускулами лица, чтобы согнать, гримасничал. Одолевают и все, спасу нет. Вцепился пальцами в трещину земли, напрягся. Надо двигаться. Другого выхода нет.

Сразу же сделалось дурно. Однако уловил скрежет железа, нарастающий гул. Усилием воли заставил себя открыть глаза.