Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании

Поразительно, что красноармеец, в прошлом рабочий Андрей Платонов видит противоестественность новой колхозной организации труда на земле, коммунистической борьбы с несредним мужиком не только в том, что она убивает традиционные крестьянские стимулы к труду на земле, но и делает их, этих новых «средних» людей абсолютно безразличными к судьбам произведенного ими «полезного вещества». Как только имущество стало «всеобщим», оно «что сирота, пожалеть некому…»[313] Именно в силу того, что колхозное, государственное воспринималось советским крестьянством как чужое, так велики были в СССР потери произведенного, а хороший, обильный урожай воспринимался как беда, ибо его некому было убирать и негде хранить.

Конечно, колхозный строй, разрушенный окончательно Ельциным и его реформаторами, имел огромные преимущества по сравнению с тем, что осталось после – развалины бывших коровников и свинарников, миллионы невозделанных, заросших бурьяном гектаров земли. Нельзя забывать и то, что, начиная со времен Брежнева, крестьян, тех, кто остался работать на земле, колхозная система вполне устраивала. Оплата за труд в колхозе, особенно на животноводческих фермах, резко возросла. И самое главное. Теперь колхозник имел возможность сверх официальной оплаты присваивать себе часть произведенной продукции. Во времена Брежнева «несуны» стали всеобщим явлением и в промышленности, и в сельском хозяйстве. По всей стране колхозники и рабочие совхозов несли домой после рабочего дня ведро зерна, овощей, фруктов или кормов. Другое дело, что несмотря ни на какие усилия, никакие, даже фантастические вложения это советское, коллективизированное село не могло работать лучше, чем оно привыкло работать, не могло удовлетворить растущие потребности города в продуктах питания. И самое главное, самое драматическое, что стало видно уже после перестройки и чего не понимали ни Горбачев, ни реформаторы конца 80-ых: после более чем полувековой работы, по выражению Андрея Платонова, усредненного русского крестьянина по законам колхоза, то есть молчаливого труда по приказу и под надзором бригадира, без гарантии вознаграждения, стать другим, стать рачительным, инициативным хозяином, заинтересованным в развитии и процветании своего собственного дела, уже невозможно. После того, как русского крестьянина, о чем предупреждал Андрей Платонов, десятилетиями учили думать обо всех, беречь не себя, а каждого «другого», он уже действительно измучился от всеобщего «иждивения». Душа его «усохла», как и предвидел Андрей Платонов. Кстати, именно Андрей Платонов как художник сумел показать, что лозунг «один за всех» при всей своей патетической привлекательности разрушителен, ибо ведет к всеобщему иждивению, к утрате человеком чувства ответственности за себя, за свой труд. И, наверное, по этой причине русский человек очень скептически относился к максиме «один за всех, все за одного», которая на самом деле иссушала его душу.

Глава V Национальный нигилизм учения об особой русской коллективистской цивилизации

§ 1. Учения об особой русской цивилизации не существует

Самая поразительная правда во всем этом споре об особом русском культурном коде, который якобы напрямую из глубокой русской древности вел к сталинскому советскому строю, состоит в том, что на самом деле не было и нет никакого учения об особой русской цивилизации, якобы во всем противоречащей Западу. Совсем не случайно тот же Сергей Кара-Мурза практически не цитирует в своей книге «Крах СССР» самого Николая Данилевского. Потому, наверное, и не цитирует, что сказанное Данилевским о якобы особом богоподобном русском национальном характере находится в вопиющем противоречии с реальной русской историей. В лучшем случае к учению Данилевского об особой русской цивилизации можно относиться как к гипотезе.