Перестройка как русский проект. Советский строй у отечественных мыслителей в изгнании

Смысл, особенность почерка большевистских преступлений против человечности наиболее явственно и проявился в созданном ими институте заложников из представителей, по выражению Троцкого, «обреченного на гибель класса, который не хочет погибать». Идея коллективной ответственности, за которую судили национал-социалистов на Нюрнбергском процессе, и как идеология, и как массовая практика применялась впервые в истории Европы именно большевиками. Немцы уничтожали за гибель своих солдат от рук партизан убийством представителей местного населения. Большевики за смерть видного большевика из красного дела брали в заложники уже своих соотечественников, представителей так называемых «свергнутых классов». Примечательно, что немцы на оккупированных территориях расстреливали, как правило, несколько десятков заложников за одного своего офицера, уничтоженного партизанами. А большевики после убийства левыми эсерами Урицкого в августе 1918 года в Петрограде, требовали за смерть своего обязательно убийств сотен, тысяч своих врагов. «Красная звезда», орган Петроградского совета большевиков, после убийства Урицкого в августе 1918 года провозглашала: «На единичный террор мы должны ответить массовым террором, за смерть одного нашего борца должны поплатиться жизнью тысячи врагов… Без пощады, без сострадания мы будем избивать врагов десятками, тысячами. Пусть их наберутся тысячи. Пусть они захлебнутся в собственной крови». И что показательно, большевики в ответ на теракт левых эсеров, в ответ на убийство Урицкого, уничтожали не тех, кто организовал и совершил этот теракт, личностей, весьма далеких от «господствующих классов», а, в первую очередь, представителей дореволюционной российской элиты, бывших министров, профессоров, офицеров и даже тех, кто носил кадетские фуражки. Всего было казнено в августе 1918 года по разным источникам от 500 до 800 заложников. В ответ на покушение Каплан на Ленина было казнено 1080 человек. И вся эта история с подбором заложников подтверждает: для большевиков так называемая классовая борьба была одновременно откровенным геноцидом не просто представителей бывших господствующих классов, но прежде всего представителей образованных классов. Иначе трудно объяснить, почему в расстрельные списки после убийства Урицкого были включены именно профессора дореволюционной России. Впрочем, друг и соратник Ленина Григорий Зиновьев в сентябре 1918 года прямо заявлял: «Мы должны увлечь за собой 90 миллионов из ста, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить – их надо уничтожать». Разве все эти призывы к геноциду тех, кто не с ними, не с большевиками, не напоминают вам гитлеровские призывы к «окончательному решению еврейского вопроса»? А указание Свердлова начала 1919 года «провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно», не отдает классовым расизмом, не является примером того, что на самом деле у большевиков классовая борьба и физическое уничтожение представителей господствующих классов – это тождественные понятия?

Показательно, что Ленин продолжал призывать к массовому террору и репрессиям и после окончания гражданской войны. Конец января 1922 года, записка заместителю председателя ВЦИК И. Уншлихту: «…Усилить быстроту и силу репрессии, усилить внимание ЦК к этому»[415] Цинизм и жажда крови немыслимые. Как Ленин намеревался наказать Латвию и Эстонию «военным образом после их отделения от России»? «Под видом «зеленых» (мы потом на них и свалим) пройдем по 10–20 верст и перевешаем кулаков, попов, помещиков. Премия 100 000 руб. за повешенного»[416] И все это написано знакомым ленинским почерком.

Очень важный штрих к этому портрету Ленина-палача, страдающего маниакальной жаждой репрессий по отношению к тем, кто не вписывался в картину будущего социализма. Речь идет о прямых указаниях убивать представителей православного духовенства, как можно и по любому поводу. Еще в августе 1918 года Ленин приказывал «провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев». «Беспощадный массовый террор» уже тогда вылился в массовое убийство православного духовенства по всей стране. Но самое главное, уже после гражданской войны масштаб репрессий против РПЦ не сокращается, но расширяется. Кампания по изъятию церковных ценностей весны 1922 года преследовала не только экономические цели, но и политические – продолжить процесс физического уничтожения православного духовенства. В марте 1922 года, в разгар кампании по разграблению церквей Ленин, как всегда «строго секретно», приказывает: «…изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства нам удастся по этому поводу расстрелять, тем лучше».