Перестройка моды

Первая Ассамблея дала толчок и Литве. Какая-то мода там была, как была какая-то мода везде, но именно альтернативному пониманию литовцы стали учится здесь. Буквально после первого визита художников и они стали интересоваться; в девяностых меня стали звать читать лекции по этой теме в Вильнюс. Точно не помню в 92-м ли, но на Ассамблее стали появляться представители другой одиозной моды: люди в малиновых пиджаках, как тогда униформировались люди «бизнеса», которых у вас называли «новыми русскими» и сочиняли про них анекдоты. Этот тренд выходил за рамки СССР, я сам встречал подобное в Польше, думаю, что и в других странах соцлагеря подобная мода существовала. Вели такие люди себя достаточно почтительно к происходящему и сильно удивлялись тому, что охрана их близко не подпускала к обилию красивых девчонок, которые устраивали весь этот праздник. В Вильнюсе я тоже встречал таких людей и имел с ними общение в приятном ключе, поскольку они выступали в роли первых меценатов. Далее этой темы я в сложности их бытия не вникал. Вильнюсские дни моды проходили при моем партнерстве и первый человек, который этим занялся, была Зита Густиене, интересная литовская художница, которая работала с кинорежиссерами и театрами, дружила с Йозасом Будрайтисом, который в девяностые стал послом Литвы в России. Она завелась этой неукрощенностью и стала развивать тему, в которой немаловажную роль сыграла ныне покойная завкафедрой искусств и моделирования Лиина Карпавичиене, она воспитала целую плеяду интересных модельеров. Я имел непосредственное отношение к этому мероприятию, и хотя там было меньше иностранцев и прессы, впоследствии там все оказалось более интересным и жизнеустойчивым. Литовцы больше смотрели, как развиваться самим, и за счет своего положительного шовинизма сделали очень сильный рывок в развитии моды и индустрии.

В Латвии этого толчка оказалось недостаточно, или он был не так силен. Но уже начались другие времена, и здесь даже стали открываться иностранные бутики. Карден был одним из первых, кто открыл свой магазин, и еще здесь открылась Нина Риччи. Определенная торговая экспансия была, но рынок был маленьким и закрытым, поэтому производства здесь не открывались или прошли мимо моего внимания.

Я был занят Ассамблеями, которые отличались одна от другой. На мой взгляд самая крутая и клеевая была в 1992 году, когда мне удалось заполучить споснсора, который никак не влиял на идеологию событий. С одной стороны, она получилась дикой и неукрощенной, с другой – она была самая масштабной, в некотором смысле апофеозом представленной альтернативы. Вплоть до того, что мы пригнали автобусами английских эксцентриков и были показаны вереницы коллекций. Той же Вествуд и Роудс, бегали голые модели Логана и вокруг царило полное умопомрачение. При всем этом был профессиональный объем, отснятый MTV и Скай-ченнелом, прессы было много и она была серьезной. Но возможно, самое удивительное из всего, что происходило на первых фестивалях и что запомнилось всем, – это было появление Андрея Бартенева. Не попадающего ни под какие мерки; он запомнился тогда не только своими странными нарядами а тем, что в заявке была указана просьба помочь с растаможиванием двух железнодорожных вагонов со своими конструкциями! Это было неожиданно, но мы справились.

Обычно требовалось не более купе, ездили москвичи и ленинградцы. Не было Петлюры, но я отдаю себе отчет, что такое лидерство и занятость, которая в этой связи образовывается. Я тогда проработал практически 4 года без каких-либо выходных, отдыхая только во время перелетов. Выкладывался так, что меня буквально отпаивали и вывозили на Юрмальский пляж, чтоб я успевал посидеть на песочке и прийти в себя, а потом опять окунался в организационную работу, связанную с не совсем обычными персоналиями, которым свойственны необычные поступки и непредсказуемости. С некоторыми художниками были действительные проблемы; то они не хотели выезжать, или вредничали, получив до этого какие-то аплодисменты. Но это уже происходило ближе к середине девяностых, когда началась немного другая история.

А до середины, на Ассамблее не было наплыва потребительской моды, и денег хватало лишь на то, чтобы поддерживать относительную независимость. Как раз ввели наши «белые», переходные между старыми и нынешними, деньги. И манекенщики бегали по городу с бутылками шампанского в руках, и было это в 1992-м году. Бутылка стоила меньше доллара, купленная на странные купюры, похожие на увеличенные почтовые марки. Иностранцы были крайне рады и удивлены всему, но вскоре, уже в 1994-м году начались финансовые провалы, связанные со спонсорами.