Л.Л.
Да. Но когда мы с подружкой «не разлей вода» дождались своей очереди, я беру джинсы в руки, и они оказываются последними. Моя подруга выхватывает их у меня из рук и убегает… А потом звонит по телефону и со слезами в голосе просит прощения, оправдываясь тем, что мне родители еще купят, а для нее это последний шанс. Конечно, это все ерунда, но насколько забавно все эти переживания теперь вспоминаются. Дружба и мода во все времена были несовместимы, но на советской почве это было вдвойне заметно. Причем с мамой поход в «Березку» положительно закончится не мог по определению, потому как все время выбиралось что-либо противоположное моему вкусу, а на запрос «Хочу джинсы» следовал ответ:«А что это такое?» Пришлось прямо-таки подвести к заветному «райфлу» и уговорить на покупку, несмотря на то, что стоили эти брюки столько же, сколько и сапоги, и потратить нужно было условно шестьдесят чеков неизвестно на что. Боролись мы долго, но победу одержала молодость.
Причем материалы, которые обычно можно было купить в комиссионке, мне тоже иногда доставались в виде зарубежных посылок. Помню, кусок ткани на платье я получила в коробке с мандаринами, и какое-то время платье имело изумительный мандариновый запах. Но помимо проблем с материалами модников поджидала следующая проблема: те портные, которых я встречала, почему-то не умели делать современные выкройки; советская школа использовала только присущий ей необоснованно сложный и совершенно нефункциональный крой. Поэтому мы как-то сами старались разглядывать вещи, и, конечно же, немалое количество этих вещей пало под напором нашего энтузиазма. Оставались простые выкройки из «Бурды», и те, которые продавались в Доме моды на Кузнецком мосту. Там тогда какая-то тема была, не менее безумная, чем магазинная – огромные карманы, огромные накладные плечи… Но все же пару-тройку подходящих, после некоторого апгрейда, вещей выбрать было можно. Опять же, журнал «Силуэт», который зачем-то усложнял до невозможности все, что через него проходило. Все это соревнование в вычурности отталкивало в сторону фарцовщиков, которые, естественно, спешили навстречу потребителю с большей расторопностью, чем госструктуры. Многие известные сейчас фигуры начинали фарцовщиками в центральных туалетах!
После школы, не хотев поступать в институт, я оказалась в тупике. Из него меня вывела подруга, которая тогда поступала в «Плешку» и предложила попробовать. Время было такое, что большинство поступающих москвичей в массе своей не планировали каких-то своих будущих специальностей.
Поэтому выбор ВУЗа остался не за мной.
Началась веселая студенческая жизнь, потому как институты представляли собой особую коммуникацию, где было все. Модная продвинутая молодежь, любые шмотки, беспробудные похождения, дискотеки. В принципе, как и во многих других московских ВУЗах, шла параллельная учебе почти самостоятельная жизнь. Помимо института мы кружились по дискотекам и общежитиям в других ВУЗах. Забивали на учебу, и институт использовался разве как место встречи для дальнейших путешествий. Но к моменту смерти Брежнева пришло состояние пресыщения, а жажды знаний по профилю как-то не прибавилось. Да еще был стройотряд, который к термину «стройка» не имел никакого отношения. Парни наши работали в ресторанах и приносили оттуда всяческие вкусности, вина и прочее. Как раз была тема с Олимпиадой, и наступило временное всеобщее изобилие. В полупустых магазинах Москвы стояли бутылки «Абу Симбел» и «Порто». Причем к этому моменту куда-то стали пропадать отечественные алкогольные напитки, и на этом фоне столичные витрины выглядели сказочно.
Отряд наш участвовал в олимпиадной программе, но никому эта тема не была интересна. Сухие пайки, портвейн и дачи перевешивали. При этом круг знакомств и коммуникация расширялись, обрастая новыми знакомыми.
М.Б.
А потом наступила фестивальная пора. Вы как ее встречали, во всеоружии меломанских пристрастий?Л.Л.
Музычка сначала присутствовала в виде